– Этого не было! Андрей не вор! Только один раз Алкину карточку стибрил… Но вещи и деньги – никогда! Мама, ну скажи! Скажи что-нибудь! – теребила она за руку худощавую брюнетку в тёмном платье – Бэлу Сорец.

– И уже с тремя девками гуляет, – продолжали выступать соседи. – Смотри, Маша, как бы бабушкой тебя не сделал во цвете лет. Ника, Илюшкина дочка, иссохлась по нему. Эта пигалица чернявая – тоже влюбилась. Да ещё он и Аллочку приметил. Тринадцать лет всего, а туда же…

– Нет, это ужасно, ужасно! – кипятились матери, вертя головами. – С таким трудом добиваешься послушания! Ведь главное, чтобы ребёнок был послушный, а такие вот хулиганы сбивают его с пути истинного. Это же змей-искуситель, а не мальчишка! Мой пообщался один раз с Озирским, и уже просится в кино на взрослый фильм и знает, откуда дети берутся…

– Разрешите мне сказать!

Бэла от волнения говорила с сильным акцентом. Она даже не стала дожидаться, пока стихнет шум.

– Вот вы считаете – послушный должен быть. А я думаю – это очень плохо, когда мальчик не подерётся, не поозорует, а под юбкой у женщины сидит… Погодите, не мешайте – вы уже всё сказали.

Бэла побелевшими пальцами впилась в спинку стоящего впереди стула. Власта с восторгом смотрела на мать и сжимала её локоть.

– Послушный мужчина – это плохо. Вырастет большой, а как работать будет, как воевать будет, скажите мне, пожалуйста! Мария, ты не переживай – твой сын молодец. Из него потом толк выйдет.

– Ничего себе, молодец! – ахнула мать Аллы. – Бэла Хусейновна, у вас в горах могут быть другие правила поведения, но здесь… Принесёт ваша Власта от него в подоле, небось, тогда заплачете! Тогда вы ему не простите…

– А это уж, Галина, моя дочь виновата будет, а не Андрей, – возразила Бэла. – Дай доскажу, а ты потом… Мужчина – он везде мужчина – и в горах, и в Ленинграде. Так уж устроены мальчики, что без риска да шалостей не могут. Помяните моё слово – дельный мужик вырастет из Андрея, храбрый и честный. Воровать он не ворует, ни копейки, ни гвоздя. Фотография – не в счёт, влюблённые так часто делают. А девчонок многие обижают. Те должны уметь сдачи дать. Пускай дети между собой отношения выясняют, дерутся, но родители в это влезать не должны. Нельзя их пороть, ясно? Мы своих детей в строгости держим, но никогда не бьём, раз они ответить не могут. Из таких, поротых, трусы вырастают или, наоборот, звери, убийцы. Мария, я вот что тебе скажу. У меня три дочери, но сына я бы хотела такого, как твой. Надо же, до чего парень молодец! Столько людей на него кричит, а он не боится!..

Подъезжая к «Большому Дому», Андрей решил из подаренного миллиона тысяч двести пятьдесят отвезти Бэле. После гибели Власты она заболела; её муж давно умер. Роза и Дина сидеди без работы, на иждивении старшей сестры. Теперь они тоже очень нуждались. А ведь к тридцатому апреля будущего года должен быть готов памятник.

Делом чести капитана Озирского будет позаботиться о том, чтобы монумент получился красивым, а его установка не причинила хлопот осиротевшей семье. Теперь мать Власты уже знала всю правду о её гибели, но ни разу не упрекнула Озирского, хотя могла бы. Бэла повторила те же слова, что сказала сразу после трагедии: «Погибнуть в бою – это честь, Андрей…»

А тогда, после собрания, ребята пригрозили на следующее утро не явиться в школу, если с Озирским что-нибудь сделают. Галина Селиверстова решила срочно менять квартиру. Поразительное единодушие одноклассников, защищающих проклятого бандита, произвело на неё едва ли не большее впечатление, чем неудавшийся суицид дочери. Две свои громадные комнаты на улице Маяковского семья отдала за двухкомнатную квартирку на Гражданке и перебазировалась туда. Новый адрес Аллы некоторое время удавалось скрывать.