Но… он всё-таки отошёл. А я не смогла сдержать в себе облегчённый выдох, когда он уже был возле двери.

Последнее, что я услышала от него – это «хмык». А после просто сползла на пол, потому что мои ноги в один миг отказались меня держать.

Ко мне на пузе подполз Барс и уткнулся своим носом мне в руки. Я притянула собаку к себе ближе и спряталась в его шерсть лицом.

Нужно успокоиться. А ещё понять, что изменилось. Быть оттраханной этим Лесником у меня нет никакого желания. А вот в отсутствии такового у него я уже сомневаюсь.

Завтрак я всё-таки приготовила. Как и обед, впрочем. Весь день старалась что-то делать, лишь бы не обращать внимания на Лесника.

А вот он не отказывал себе в удовольствии внимательно следить за каждым моим действием. Я ощущала это всем своим естеством и каждый раз останавливала себя, чтобы не начать грубить ему.

Вот одна моя часть почему-то была твёрдо убеждена, что он делает это всё специально, чтобы просто спровоцировать меня.

В голове роилась целая куча мыслей, которые не хотели становиться по своим местам. От переизбытка адреналина в крови после обеда начала просто раскалываться голова.

Тот, кто сталкивался с болью, от которой даже свет воспринимается как раздражитель, тот поймёт меня. И нет, мигрень мне так и не подтвердили ни разу за всё время, что я обращалась с этой болью в больницу. Но это не уменьшало её.

К вечеру я уже понимаю, что теряю концентрацию окончательно, и это начинает пугать. А как известно, страх не лучший советчик.

Прийти к чему-то определённому за день у меня не вышло. Мысли просто перемешивались в голове, не давая мне сконцентрироваться на чём-то конкретном. А самое обидное, что сейчас все они были одна другой страшнее.

И только воспоминания о семье не давали мне разрыдаться в голос.

Нужно постараться успокоиться. Нужно полежать и, желательно, чтобы в доме не было никого. Сейчас начинаю жалеть о тех своих мыслях, что крутились в голове, когда осталась одна в доме больше чем на сутки.

Не выдержав напряжения во всём теле, я заставила себя лечь на лежанку. Чтобы уменьшить боль в голове, просто закрыла глаза и постаралась выровнять дыхание.

И вот вроде у меня начало получаться, но открывшаяся входная дверь опять заставила меня напрячься. Только глаза уже не смогла открыть.

Да будь что будет.

– Ты слишком бледная, ― приглушённо проговорил Лесник очень близко.

Я опять пропустила, как он подошёл ко мне. Но, нужно отдать себе должное, даже не дёрнулась. Сейчас мне причинял боль даже его голос. А чтобы заговорить само́й…

– Что у тебя болит? ― И вот как тут выровнять дыхание, когда даже не дают спокойно полежать. ― Злость тебе сейчас не поможет, ― проговорил чуть тише Лесник, мне же так и хотелось сказать, что поможет. – Я могу тебе сделать укол, но лучше знать, что болит, чтобы точно уколоть то, что нужно.

– Заботливый, блин, ― еле размыкая губы, прошептала. И да, трусливо надеясь, что он не услышит, но…

– Я уже говорил тебе, что вся моя забота заключается в том, чтобы не слушать твои стоны боли по ночам, ― немного раздражённо ответил. Вот только то, что последовало после паузы, меня уже разозлило. – Не возбуждают меня такие стоны.

– Да как ты меня достал уже. – зарычала я, приподнимаясь с лежанки.

Заставив себя открыть глаза и проморгавшись пару секунд, чтобы привыкнуть опять к свету, устремила в этого неугомонного, непонимающего и… даже не знаю, как его ещё обозвать, идиота взгляд.

Смесь боли, злости и страха напрочь отрезала во мне инстинкт самосохранения. И так было всегда. Мои домочадцы знали такое моё состояние, поэтому меня не трогали. Сейчас же я просто не видела возможности замолчать. Предохранители перегорели. Все. А вот наглая ухмылка на лице Лесника дала понять, что он сейчас прекрасно видит моё состояние и догадывается, что произойдёт.