Через некоторое время парень, закутанный в тулуп до пят, ехал на другой хутор, который находился на крутом берегу реки в двух верстах от его дома, и радовался жизни, мечтая о дальних странствиях. Смуты, бунты и революции его пока не волновали и не страшили.

Утром Новиков проснулся от громкой суеты жены возле печки. Он сел на кровати и тряхнул головой.

– Что ты каждое утро попусту гремишь пустой посудой? От этого еды не добавится.

– А от твоих пьянок добавится? – Маша поджала губы.

– Цыц, женщина, давно вожжами не получала? – Степан посмотрел на жену всё ещё мутными глазами, но заметив на её щеках слёзы, добавил: – Ладно, успокойся и прости. Голова раскалывается от жидовской дармовой водки. С сегодняшнего дня я постараюсь завязать с пьянками. Сейчас немного прочухаюсь и пойду на работу к Конькову.

Маша повеселела.

– Я не зря гремлю. Вон на столе стоит суп из засушенной лебеды с картошкой. Кроме этого я в посёлке раздобыла кусок пирога с капустой и хлебные корки.

– Опять попрошайничеством занималась? Чтоб это было в последний раз!

– А чем детей кормить?

– Я коньковскую зарплату пропивать не буду. До лета как-нибудь дотянем, а там легче будет. Кстати, вот огурец и хлеб, отдай их детям.

– Ты хоть пару ложек супа съел бы.

Степан махнул рукой.

– Обойдусь водой. Пусть дети наедятся вволю. А я пошёл к Конькову. У него много работы, за которую он платит неплохо.

Маша скрестила руки на груди.

– Я всё хотела тебя спросить: а чем конкретно ты на конюшне занимаешься?

– У меня очень ответственная работа. Я чищу скребницей и щёткой кожу коней, вычёсываю их гривы и хвосты, протираю шерсть, выгуливаю коней, убираю навоз. Кормит и поит их сам хозяин с сыном Василием.

– А сколько ему лет?

– Кому?

– Васе.

– Кажется, шестнадцать. А что? – задвигал бровями Степан.

– А нашей Тонечке пятнадцать.

– Ты очумела, мать? Выбрось эти мысли из головы. Кто они и кто мы?

– Всякое в жизни бывает.

– Забудь. Ладно, я пошёл. А ты коня покорми и напои, и чтобы в посёлок больше без меня ни ногой. В противном случае уж точно вспомню про вожжи.

Степан шёл на хутор, поскрипывая снегом, и думал: сегодня в кабак он точно не пойдёт. Алкогольную болезнь как-нибудь перетерпит, залив её водой. А завтра у него появятся ясные мысли, и он подумает, как жить дальше. Хотя кое-кто в Петрограде за него уже подумал, и там рассчитывают на таких, как он. И он их поддержит.

Впереди показалась резвая кобыла, запряженная в сани с завитушками. Когда Степан поравнялся с ними, из саней раздался голос Васи:

– Здравствуйте, дядя Стёпа. Хорошего вам дня! А Тоня прочитала книгу, которую я ей дал?

Дядя Стёпа опешил от такого вопроса:

– Э-э-э, какую книгу? Когда?

– Ладно, дядя Стёпа, пока, – парень хлопнул вожжами по крутым бокам кобылы и захихикал.

Новиков, придя в себя, подумал: надо точно с пьянками завязывать. А то пропустит самые интересные моменты в жизни, которая несмотря ни на что, продолжается. И жена, очевидно, не зря про Васю и Тоню начала говорить. Что-то тут затевается. Но главное, чтобы эта затея привела к лучшему. Степан, довольный, хмыкнул под холодный нос и ускорил шаг.

Вася полулежал в санях на душистом сене, пребывая в хорошем настроении. На восточном небосклоне обозначилась еле заметная светлая полоска. «Солнце уже где-то рядом, – подумал парень, – оно отдало своё тепло, энергию, свет другим людям и теперь спешит на его землю, чтобы здесь пробудить жизнь и вдохновить людей на полезные дела. Он обязательно сегодня тоже сделает что-то полезное: поможет родителям по хозяйству, почитает книгу по географии и обязательно прокатит Тоню на санях по своим полям, покрытых чистым, искристым снегом» Парень улыбнулся и легонько ударил кобылу по её тёплым бокам, от которых шёл еле заметный пар. Конькова-младшего распирало чувство гордости за себя. Он верил в свою значимость на земле и причислял себя к настоящим мужчинам.