Но через неделю он сам мне объявил:

– Видишь ли, я встретил женщину, не знаю, что из этого получится, но вторая услуга теперь мне точно не нужна. А уборка, если ты не против, на прежних условиях остается! И засмеялся:

– Я тебе даже за нее немного прибавлю – ведь ты теперь за двоих мусор убирать будешь!

Можно было, конечно, вместо потерянных денег найти другую подработку, но я решила – нет, дети важнее!

Наступил тот самый опасный переходный возраст. Закончились наши вечерние прогулки и долгие ужины с разговорами. Теперь по вечерам я вслушивалась в стук подъездной двери, но дочь не возвращается. Уже два часа, как должна быть дома!

Потом с сыном также! Ну и, конечно, начались скандалы на эту тему. Слава богу, ни спиртного или табака, ни помутненных глаз я не замечала!

… Промчались и эти годы. Ни весны я не видела, ни первых распустившихся листочков, ни первого выпавшего снега зимой, ни красных осенних листьев! Только дети, дети, дети! И когда казалось, бог от проблем переходного возраста уберег, тут оно и случилось!

Прихожу я как–то в субботу в квартиру этого мужчины убираться, открываю дверь своим ключом, и вижу, что он сидит вдвоем с этой женщиной на кухне и какое-то зловещее молчание стоит. Не поздоровались. Сидят молча. Я зашла.

– Здравствуйте, – говорю.

А он сухо так говорит:

– Ключи на стол. Больше в твоей услуге мы не нуждаемся.

– А что случилось? – спрашиваю.

– А то, – говорит он, – что нашу квартиру обокрали и дверь открыли ключом. Не взломали. И добавил:

– Я не знаю, кто воспользовался ключами, дети твои или знакомые, но все, что я могу для тебя сделать – не заявлять в милицию. Все забыли и прощай!

Украли, оказывается, немного, – планшет и коробочку с женскими золотыми украшениями, но разве в этом дело!

Домой я шла, как побитая собака! И горе меня так сдавило, что думала не дойду до дома! И стыд, ужасный стыд перед всеми, кто меня знал, я – мать вора! В том, что это сделал сын, даже сомнений не было. Он не раз помогал донести мне до этой квартиры что-нибудь тяжелое, видел, как я открывала дверь. Как подносила чип к охранной сигнализации. И знал, конечно, где в нашем доме лежат эти проклятые ключи!

Вечером я еле дождалась, когда он придет со своей гулянки. Была ведь суббота.

Наконец, дверь открылась.

– Планшет, украшения – на стол!– крикнула я ему.

Он что-то забормотал: какой, мол, планшет, какие украшения, но я видела – глаза забегали, лицо стало красным.

Впервые в жизни я схватила ремень, который заранее повесила на стул, на котором сидела, и не знаю, откуда у меня взялась такая злость, такая ненависть к нему, но я с такой силой стегала его этим ремнем, что железная пряжка порвала рубашку, а я била, била и остановиться никак не могла.

Не знаю, если бы не дочь, с отчаянным криком схватившая меня за руку, может, быть я и убила его! Ничего не соображала!

Ревели потом в этот вечер мы все трое. В голос ревели!

– Мам! – сказал он потом, вытирая слезы, – прости меня! Никогда больше этого не будет.

– А зачем тебе, это надо было? – просто из-за того, чтобы узнать, может, он в какую беду попал, спросила я.

– Так я хотел себе мобильник купить! Я же продал и побрякушки и планшет ребятам, а деньги вот, – он открыл свой письменный стол и протянул мне пачку, – я еще не успел купить! Возьми их.

– Никогда, – ответила я, – в нашем доме воровских денег не будет. И даже пряник не куплю я на эти деньги!

–А куда их, мам? – растерялся он.

– Если сможешь, отнеси их тому, у кого украл. Если не сможешь, выброси!

***

А вообще-то дети у меня хорошие! Они мои счастье!

Я их люблю. Они меня любят. Что еще надо?!