– Я… – начал он.

– Я знаю, кто ты. И что у тебя есть. Мое время дорого. Не будем тратить его зря. Что еще ты нашел?

– Ничего. Только ожерелье.

– Я сказал: время дорого. Ты достал остальное?

Димка рассердился. В конце концов, он ничего этому Кефалосу не должен. Еще и тыкает, будто перед ним мальчишка! Поэтому ответил грубовато:

– Какое вам дело до того, что я нашел?

– Такое, что мы можем быть друг другу полезны. Я дам тебе хорошую цену. Честную. Хотя мог бы сказать, что твое ожерелье ничего не стоит. Кстати, это не исключено. Я не видел его живьем. Оно у тебя с собой?

Глаза старичка стали в этот момент как два сверлящих лазера.

– Нет.

– Плохо. Тогда ты должен за ним съездить. Если это то, что я думаю, оно будет стоить дорого. Но продать его ты не сможешь. Музейная редкость. Связи среди антикваров у тебя нет. Так что, дружок, тебя или надуют, или сдадут полиции.

– Почему я должен верить вам?

– Потому что я хочу получить не только ожерелье. Все. Слышишь?

Человек-кузнечик придвинул сухонькое лицо к Димке, так что он даже почувствовал его кисловатое дыхание.

– Все! И ты мне это достанешь.

Димка невольно отпрянул. Старичок усмехнулся:

– Не бойся. Привези мне ожерелье. Я подожду здесь. Ты же не думаешь, что я наброшусь на тебя и ограблю? Я коллекционер. Минойцы – моя, скажем так, страсть. Если будешь вести себя хорошо, я тебе потом про них расскажу.

– Да я знаю, – нахмурился Димка. – Самая древняя цивилизация в Европе. Кносский дворец, фестский диск, вот это все… Я же здесь родился.

– Знаешь, да не знаешь. – Старичок засмеялся, как будто зашелестела сухонькая трава. – Но для начала я должен убедиться, что это минойцы. Принеси ожерелье. Я просто на него посмотрю.

Димка секунду помедлил. В конце концов, чем он рискует? Поднялся:

– Хорошо. Я вам его покажу. Больше ничего не обещаю.

Он сурово выдвинул вперед челюсть, как делают герои боевиков.

Но старичок уже на него не смотрел. Он разглядывал рисунок из кофейной гущи на дне чашки. Рисунок напоминал огромного злого паука.

Неладное Димка почувствовал еще у калитки. Она была приоткрыта, хотя он точно помнил, что, уходя, щеколду задвинул. Он подбежал к дому, с замершим сердцем зашел в распахнутую дверь. И застыл на пороге.

Внутри царил разгром. Ящики старого, еще прапрабабкиного комода были выдвинуты, и вся эта женская требуха, выбросить которую не доходили руки уже у третьего поколения: салфеточки, ленты, куски кружев, пуговицы, – валялась на полу вместе с разбитой посудой. Две картины были сорваны со стен. Наверное, грабители искали за ними сейф. Из камина вывалили пепел – проверяли дымоход. Вазы, причудливые раковины, фотографии в резных рамках – все это живое тепло старого дома было сметено и разрушено.

Димка, задрожав от ярости, вытащил из кармана телефон. Набрал номер, с которого ему звонили утром. И, как только услышал «Да?» Кефалоса, заорал:

– Вы! Вы нарочно вызвали меня в бар! Чтобы ваши люди меня обокрали!

– Тебя обокрали? – В голосе старика послышалось беспокойство.

– Как будто вы этого не знаете!

– Я-об-этом-ничего-не-знаю. – Кефалос чеканил слова, как гипнотизер на сеансе. – Я уже сказал. Мне не нужно одно ожерелье, мне нужно все.

– Я вызову полицию!

– Полицию ты не вызовешь. Его нашли?

– Что?

– Ты тупой? Ожерелье нашли?!

– Спросите у своих! – рявкнул Димка и нажал отбой.

Почти сразу телефон зазвонил снова.

– Не звоните сюда! Вы вор! – рявкнул Димка. И услышал воркующий голос Тюхе:

– У тебя что-то украли, дорогой?

– Нет. Не твое дело, – буркнул.

– Вот как? А ко мне ты приедешь? – капризно спросила Тюхе. – За аквалангом?