В том, что я не представляю себе жизни без творчества. Я симулировал дизурию, шизофрению, глотал иголки, пил йод, чтобы поднять температуру тела, но меня все равно признали годным к строевой службе.

Так точно: три месяца из шести пролежал в медсанчасти на обследовании, признан годным, но тогда еще был парнем, – отрапортовал Морозов, – а сегодня стал осматривать… мама моя родная… женские половые признаки… как первичные, так и вторичные!

Даже если у меня не будет обеих рук и обеих ног, они все равно признают меня годным к службе и вернут в казарму, так что у меня оставался только один выход – стать девушкой. Теперь никто не скажет: иди, Коля, служи, защищай Родину… Я хочу домой, отпустите меня домой, товарищ полковник.

То есть все-таки получается, что ты стал бабой сознательно? – сказал командир части.

В каком-то смысле – да.

Я на своем веку знал разных симулянтов, но такого я не видал никогда! – вмешался доктор в погонах.

А что я мог поделать?! – спросил Багаев. – Я бился об этого москвича, так сказать интеллигента, как рыба об лед!

Я задыхаюсь, я медленно умираю, я не мыслю себя вне театра, отпустите меня домой, – попросил Лебедушкин.

Полковник подошел к столу. Взял в руки мельхиоровый подстаканник со стаканом, какие подают в поездах, сделал огромный глоток остывшего чаю. Поставил стакан с подстаканником на место и вынес свой вердикт:

Никуда мы тебя не отпустим, Коля! Я лично займусь твоим воспитанием! Я из тебя, Лебедушкин, сделаю мужчину! Тобой Родина гордиться будет!

В казарму его в таком виде возвращать нельзя! – вполголоса робко заметил Ювачев.

Испортят девку, – выразил свое опасение Багаев.

Жить будет в клубе, – сказал полковник.

Клуб третий год стоит на ремонте, – скромно за- метил адъютант, всем видом показывая, что не спорит, но только констатирует факт, и не более того.

Вот и замечательно, – моментально парировал полковник, – обеспечить формой одежды, кроватью, одеялом, тумбочкой для личных вещей и трехразовым питанием. Кто-нибудь еще знает о случившемся?

Никто, кроме здесь присутствующих, – доложил Ювачев.

И чтобы никому ни слова. Слабый ты стал офицер, Багаев, не можешь справиться с интеллигенцией. А я хотел тебя представить к повышению.

Получается, мне в капитанах всю жизнь ходить?

Пока капитанские звездочки на погонах не завоняют!

Ну, держись у меня, Коля Лебедушкин, я тебе устрою праздничную жизнь! – после огромной паузы, глядя в душу Лебедушкину, зло сказал капитан Багаев.

Каждая несовершенная душа сама в себе несет свое наказание. Мне вас жалко! – ответил Лебедушкин.

«В этом парне что-то есть!» – заметил про себя полковник:

Все свободны! Поселить интеллигента в клуб, обеспечить трехразовое питание, составить расписание занятий, строевая, боевая, тактика, устройство парашюта и прочее. И чтобы ни одна живая душа не узнала о происшедшем. Иди в роту и командуй, капитан. Все свободны. Ювачев, останься.

Вдруг полковник почувствовал странное желание… ему захотелось искупаться в метели.

Машину на выезд, поедем на аэродром, посмотрим, как идет ремонт взлетно-посадочной, заодно подышим свежим воздухом.

Есть, товарищ полковник! – отрапортовал адъютант.

Симулянта Колю Лебедушкина поселили в клубе воинской части. Поставили на сцену железную кровать, прикроватную тумбочку, табуретку, принесли матрац, комплект постельного белья и заперли на ключ. Хотели на всякий случай поставить часового, но в последний момент полковник передумал… не выдержит, станет домогаться. Когда наконец впервые Лебедушкин остался один, он отправился путешествовать по пустой сцене. Включил дежурный свет, прикоснулся рукой к кулисам. К сожалению, они были не черные, как в театре, а красные. Потом он вышел на авансцену и прочитал перед пустым залом по памяти отрывок из Мандельштама. Ему нравился собственный высокий девичий голос.