На третий день, не в силах слоняться по дому и участку без дела, Аня откопала в сарае старый бабушкин велосипед. Постаралась отмыть его от ржавчины и грязи. Дед, вернувшись с дальних огородов на обед, помог смазать цепь, перекрутить сиденье и надуть колёса. И весь оставшийся вечер Аня каталась вокруг дома по песчаной тропинке, стараясь совладать с этим капризным железным монстром. По росту он был великоват, руль не слушался. В городе своего велосипеда у неё уже несколько лет как не было. Она с грустью вспомнила бежевый детский велосипедик, на котором каталась в начальных классах, и в очередной раз, еле войдя в поворот, решила закатить облезлого монстра обратно на участок. Дедушкин пёс облаял её у входа в калитку.
– Цезарь! Фу! Да я это, я, – ворчала Аня на короткошёрстную дворняжку.
В её роду точно были борзые. Ладно сложенный, совсем ещё молодой пёс прыгал вокруг, пытаясь закинуть лапы Ане на плечи.
– А ты чего только вокруг дома катаешься? – Дедушка отточенным движением схватил пса и зацепил цепь за ошейник.
– А можно дальше уезжать? – Удивилась Аня. Дед поднял бровь. – Ну, то есть я даже и не знаю, куда на нём поехать.
– Это в городе у вас везде машины и люди злые…
– Дедуль, да не злые там люди.
– Может, и так, просто много их, а тут, куда глаза смотрят, туда и катайся, никто тебе ничего не скажет и не сделает. Природа вон какая красивая, чего вокруг дома-то колесить.
– Да я и не боюсь, – как-то виновато пробубнила она, опасливо покосившись на овсяное поле, начинавшееся за забором участка. Поймав её взгляд, дедушка вытащил из-под растянутой футболки что-то маленькое, блестящее, на серебряной цепочке, и повесил внучке на шею.
– Оберег, чтобы ничего не боялась, – улыбнулся он.
– Дедуль, да не боюсь я! А что это?
Аня рассматривала монетку, подняв её двумя пальцами на уровень глаз. Через дырочку в центре была продета цепочка, цветы и завитки украшали обе стороны, а ещё непонятные надписи, совсем не похожие на обычные цифры.
– Да привезли когда-то давно, может, из Китая или из Японии, кто их там разберёт, эти черточки. Не знаю. Это бабуля твоя носила. Любила цветы на ней.
– Спасибо, – кивнула Аня, пряча подарок под одеждой. – А не жалко? Ты же теперь получается без оберега останешься.
Дед расхохотался, и Аня поджала губы, готовясь уже обидеться, но он потрепал её по голове. Было больно. Силу дед рассчитывать совсем не умел, но Аня отчего-то воспряла духом.
– Чего это, мне для внучки что-то жалко должно быть? Вот насмешила! А завтра, ты давай до Рейнеке докатись, там Тима уже спрашивал, почему к ним не заходишь.
Аня вспомнила, что в детстве летом играла с мальчиками Арсением и Тимофеем. Мальчишки с очень странной фамилией, она тогда ещё думала, что Волковы – это необычное семейное имя, но приехав к деду, обнаружила в соседях Шимдтов, Гоферов, Миллеров вперемешку с Петровыми, Ивановыми и Соколовыми. Но даже среди них «Рейнеке» звучало как шутка, как какое-то выдуманно-ненастоящее слово. Тима обиделся на неё, когда она в первый раз озвучила ему свои мысли. Дед же сказал, что это их бабка стращает, мол, потомки великих мукомолов и основателей деревни.
– Но это глупости все какие-то, уже при союзе не было здесь никакой мукомольни, всё порушили вместе с церквями, а большинство немецких фамилий, живших в степях ещё с Екатерининских времён, разбежались, сменились или обрусели. Но есть и те, кто остались, пережили. И теперь гордятся ими отчего-то чрезмерно. Ты перед Тимофеем извинись. Даже так, не гоже над чужими именами смеяться, он же его не выбирал. Мальчик он добрый, сразу простит, если извинишься.