– Я готова, – сказала она Фоксу и гордо вскинула голову. Вид у нее был такой решительный, словно она шла на эшафот. Одобрительная улыбка старшего помощника внушала ей в ту минуту больше хладнокровия, чем слова вызубренных латинских выражений, которыми она собиралась при встрече «сразить» капитана.

Они прошли к полубаку, где располагались каюты боцмана, корабельного плотника, кока. Там же был и камбуз, откуда слышались ароматы вкусной еды и доносилось пение на незнакомом Лусии языке. Пройдя еще немного, они оказались перед кают-компанией.

Двери легко открылись от одного толчка больших влажных рук Фокса. Перед глазами Лусии предстало просторное светлое помещение с уже накрытым длинным столом…

– А где все? – удивилась Лусия. В кают-компании никого не было.

На минуту взгляд девушки задержался на столе, точнее на том, что там было расставлено. Такого изобилия она не помнила со времен Алькасара. «Гамбас а ла планча», гаспачо, «сопо дел пэскадо», паэлья, сладкий флан, «каламарэс а ла романа», гусиный паштет… Рядом с испанскими блюдами красовались кушанья, совершенно прежде незнакомые ей, и те, которые она уже пробовала в доме Саида: кебаб из рыбы, долма, различные закуски, пастирма. Стояли вина и сладкие напитки, вроде пекнеза (вываренного виноградного сока) и мухаллеби.

У Лусии кружилась голова. Она обернулась к Фоксу, но от того и след простыл. На какую-то минуту девушка осталась совершенно одна.

– Прошу, присаживайтесь, – услышала она знакомый голос и обернулась.

Капитан вошел неслышно, словно огромная дикая кошка.

– Разве никого больше не будет, сэр Дэвид? – вздрогнув, спросила она и присела на высокий стул из венге, обитый парчой и любезно придвинутый к ней.

– А кого вы хотели бы видеть? – полушутя, полусерьезно спросил Дэвид, беря в руки салфетку. – Я больше никого не приглашал.

– Но ведь стол…

– Это все для вас, несравненная сеньорита… Помните, как у Данте? «Такой восторг очам она несет, при встрече с ней ты обретаешь радость, которой не познавший не поймет…»

Лусия опустила глаза. Щеки ее алели. Капитан же, несмотря на ее смущение, продолжил:

Tanto gentile e tanto onesta pare
La donna mia, quand›ella altrui saluta,
Ch›ogne lingua devèn, tremando, muta,
Eli occhi no l›ardiscon di guardare[12]

– Довольно, прошу вас. Иначе я сейчас же уйду! – воскликнула она.

Да, по ее виду можно было понять, что она даже напугана.

– Не гневайтесь на меня, прошу вас! Это все оттого, что я редко бываю в приличном обществе, – со вздохом произнес капитан. – Мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя как дома.

– Зачем?

– Хм… в Испании, наверное, сейчас хорошо… цветут апельсины…

– Они уже давно отцвели! И прошу вас, сэр Дэвид, перестаньте! Может быть, для вас – это забава… но… я не знаю даже…

– Тогда не говорите того, чего не знаете! Женщине лучше молчать, чтобы казаться умной, – сухо сказал он, и костяшки пальцев, которыми он сжимал вилку, побелели.

Лусия сглотнула нервный ком. Почему простые, безобидные слова он воспринимает как оскорбление? Странные люди мусульмане. Но она должна была знать, что ее ждет.

– Ешьте, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Мой кок отлично знает, как полезное сделать вкусным и как из ничего сделать всё.

Лусия взяла вилку. Рука предательски дрожала. Она жутко боялась капитана, и сама не знала почему. Она с детства никого и ничего не боялась, а тут… Она даже не знала, как себя с ним вести, что и как говорить. Теперь она даже не могла смотреть ему в глаза, словно была в чем-то виновата. Поэтому красоты и ароматы кушаний как-то не очень занимали ее. И потом… тошнота…