Тётя Света приветствовала меня беззлобно, однако было ясно, что она ехала через полстраны не просто так. Я сел напротив. Полины не было видно и слышно.
– Она устала, Серёжа, – сказала тётя Света.
– От чего? От танцев?
– Да ты посмотри, в чём она ходит. Ни одной новой вещи за полгода.
– Я здесь всего два месяца.
– За два месяца тоже ни одной. Романтика это здорово, Серёжа, но материальную сторону никто не отменял.
Эта реплика меня удивила.
– По-вашему, наши отношения дали трещину из-за того, что я мало зарабатываю?
– Я этого не говорю. Но это не может не играть свою роль, уж поверь моему опыту.
– Тогда, может, для начала Полине стоит начать зарабатывать хотя бы не меньше, чем мне?
– Она танцовщик, Серёжа! Она делает, что может, но откуда там деньги…
– Она танцовщик, ясно. А я тогда кто?
Тикают часы. Тётя Света монументальна.
– Я не знаю, кто ты. Но дальше так продолжаться не может.
– Знаете, на днях Полина сказала, что хочет пойти волонтёром в детдом. Выходит, она не видит проблемы в финансах.
– Она добрая девочка, ты же знаешь.
– Добрая, только не ко мне. Чем я так провинился?
– Виноват, Серёжа, всегда мужик.
– Доброй ночи, тётя Света.
Иду и ложусь рядом со спящей Полиной Ривес, снова превращаясь из музыканта в продавца-консультанта.
141. Молотильня
Утром главспец Руслан Горбач с вечной своей щетиной, с блютуз-своей-гарнитурой устроил в салоне планёрку.
– Новости из главного офиса, – сказал он. – Приказано зачитать всем сотрудникам.
Читает с листа:
– Минувшей ночью из тюрьмы строго режима в Ленобласти сбежал Тимур Убоев, грабитель, нацист и боец без правил, более известный как Молотильня. Он переплыл Ладожское озеро на надувном матрасе и теперь предположительно находится в Санкт-Петербурге. Так как в прошлом Молотильня неоднократно совершал налёты на офисы ЗАО ЕБИ, просим вас быть предельно бдительными и проверить работоспособность тревожных кнопок, инструкция в Приложении № 1. Отметим, что беспокоиться вам не о чем, поскольку всё имущество офисов торговли ЗАО ЕБИ застраховано от разбойного нападения.
– П-прекрасно, – молвил специалист Влас Петькин. – Имущество з-застраховано, а мы?
– А безопасность продавцов в ЗАО ЕБИ не стоит под вопросом, – сказал Горбач. – У вас есть тревожная кнопка. Охрана будет здесь через минуту после нажатия.
– Говорю же, и-имущество застраховано, а на нас п-плевать. Я у-увольняюсь.
– На твоём месте, Влас, я бы хорошенько подумал, – сказал Горбач.
– У-ушам не верю! – воскликнул Влас. – О чём тут думать? Работа д-дерьмо. А теперь ещё и м-маньяк гуляет на свободе.
– Ты слушал невнимательно, – Горбач потряс бумажкой. – Тут нигде не сказано, что он маньяк.
– К-конечно, не сказано. Потому что компании это з-зачем? Про то, что Молотильня БОТу прогрыз сонную артерию, т-тоже не сказано. И про то, что он с-специалистку а-а-а-анально изнасиловал, т-тоже не сказано. И про то, что он заставил весь коллектив салона раздеться и друг-другу о-отдрочить, т-тоже не сказано.
– Тебе стоит поменьше читать жёлтую прессу, Влас, – обрывает Горбач.
Влас молча снимает бэйдж, швыряет его Горбачу под ноги и шагает в подсобку, стягивая красную майку. Горбач провожает его взглядом и говорит оставшимся:
– Кто-нибудь ещё желает совершить величайшую глупость в своей жизни?
Безмолвно мнутся коллеги. Лизанька бросает на меня томный взгляд, а я ей взглядом отвечаю: «Я тебя не брошу» Горбач, кажется, это замечает, смотрит недовольно то на меня, то на Лизаньку. Как я могу уволиться? Надо ведь жить. Надо отвести Полину на концерт Оззи Осборна. Даже если бы Молотильня ворвался в салон и под угрозой физической расправы заставил бы Лизаньку мне сделать минет, я бы не отступился. Впрочем, если бы фашист решил, что мы бы хорошо смотрелись с Горбачом, то я бы предпочёл смерть в бою.