– Она и родить опасается из-за этого, не чувствует уверенности в таких отношениях. Прописали бы вы её, потом женитесь, глядишь, всё и наладится!

– Да я разве против! Натаха, не бойся, всё будет хорошо! – обещал захмелевший от необычно большого количества выпитого мужчина довольной подруге.

Дома Алла Николаевна дала резкий отпор этим намерениям.

– Да ты знаешь, что такое прописка в неприватизированной квартире, это же право на неё!

– Ну давайте приватизируем, Жанна поможет, – встряла в разговор Наташа.

– Ещё чего! Пока я жива, всё останется, как есть! А вот зачем ты его спаиваешь, это вопрос. Если бы были у тебя серьёзные и добрые намерения, разве стала бы подпаивать? Посмотри на него! Таким помятым и расхристанным я его никогда не видела, пока ты не появилась.

– Ты с ума сошел?! – вразумляла потом Алла Николаевна Лёню, – здесь твой сын прописан. Я не стану лишать его жилья, он и так судьбой обижен, и тебе не советую даже мечтать о чём-то подобном.

– А если он и не сын вовсе?

– Побойся Бога, что ты глупости повторяешь! Он же на тебя похож, посмотри вот, я сфотографировала.

Алла Николаевна подсунула насупленному Лёне телефон. Тот нехотя взглянул, вгляделся в знакомые черты. Опухшее лицо постепенно прояснилось и он улыбнулся, словно в ответ на беззаботную улыбку малыша.

– Мам, передашь им денег? Только не говори, что я дал, а то Тая не возьмёт.

– Всё сделаю, как надо, не переживай. А ты больше не езди к сестре, они там пьют, ещё и тебя с толку собьют. Не дело это – так напиваться, и до добра эти поездки не доведут.

Теперь Наташа ездила в Каширу одна. Сначала изредка, потом уже каждый выходной с вечера пятницы до понедельника проводила там. Мотивировала тем, что любит баню и хочет пообщаться с сестрой. Лёня встречал её рано утром с электрички на машине, дома кормил завтраком, потом подвозил на работу.

– Что это за семья у вас? – недоумевала Алла Николаевна, – зачем так часто и надолго она уезжает?

– Скучает по сестре, – отвечал Лёня.

– И ещё я заметила, что деньги у вас врозь. Она хоть что-то сама покупает?

– Мам, Наташа так мало получает, что только на косметику и хватает.

– Это она так говорит? А ты и веришь, лопушок ты мой доверчивый! Если бы не поверил ей однажды, скольких бы бед мы избежали!

– Мам, не начинай! Может, я и сам уже не рад, да дело сделано. А теперь у меня новая семья. Всегда поначалу непросто, но всё утрясётся со временем. А она не такая уж плохая, своеобразная, это да. Просто ей привыкнуть к нам надо, потерпи немного.

– Ой, Лёнька, не нравится мне всё это, словно квартирантка ведь она живёт, только пользуется нами.

– Что ты выдумываешь, всё у нас нормально! А давай-ка мы ремонт сделаем, я подсобрал немного деньжат, ещё премию хорошую получил. На наёмных работниках можем сэкономить, сами, что можем, сделаем.

Но Наташа не одобрила их затею. Когда её позвали покупать стройматериалы, заявила: " Это не моя квартира, так чего я буду ей заниматься? Вы хозяева, вот сами и делайте! Внука ещё позовите на подмогу!»

Лёня и Алла Николаевна сделали всё вдвоём, хоть это далось непросто. Жиличка демонстративно уходила в то время, когда они возились с ремонтом, гулять или уезжала всё к той же сестре.

Её ласковость и игривость давно куда-то улетучились. Походы в бассейн прекратились. Она больше занималась собой, лишь снисходила до Лёни и сухо разговаривала с его мамой.

Лёня сделался молчаливым и задумчивым, часто уходил куда-то. Однажды Тая сказала Алле Николаевне, что видела его возле своего дома, когда они с Андрюшей шли на игровую площадку.

Мужчина, таясь, увязался за ними, потом долго, стоя за кустом, смотрел на подросшего малыша. А тот пытался угнаться за играющими детьми постарше, падал, но не плакал, а сопя с маминой помощью поднимался.