– Доброе утро, мадам… Меня… меня зовут Амисалла Виллиэн, я пришла подавать документы на хирургическое отделение академии… вчера вам должно было прийти письмо… и я… – потерявшись, она умолкла и стыдливо опустила глаза.

Зашуршав бумагами, женщина сверилась со своими списками. Покусав кончик пера, она задумчиво проговорила:

– Амисалла Виллиэн… ах да, вот Вы, пятнадцатая в очереди. Вы пришли вовремя, сейчас Вы должны идти на вступительный экзамен.

– Идти… прямо… сейчас? – испуганным голоском повторила Амисалла. Ей казалось, весь её мир сейчас проваливается в ничто у неё под ногами. – Ку… куда?

– Центральная дверь за моей спиной, прямо по коридору и налево, а там увидите. На двери будет табличка: «Приёмная комиссия по хирургии». Удачи, – вежливо, но абсолютно холодно проговорила женщина и, утеряв к Амисалле интерес, уткнулась в свои бумаги.

Даже сжатые в кулаки, пальцы её ощутимо дрожали. Она чувствовала себя песчинкой, по воле ветра носящейся в пустыне, и ей было страшно это ощущение, подтверждавшее, что собственной воли и свободы выбора у неё нет. Монументальность всего того, что окружало её, будто было призвано усилить её страх и растерянность. Неизмеримые высоты сводчатых потолков, окна, сквозь которые смог бы промчаться полк имперской кавалерии, плитки, в строгом геометрическом порядке уложенные одна к другой… Люди, окружавшие её, были такими же: высокими, отчуждёнными и холодными, они словно выстроили вокруг себя некий барьер, отталкивавший Амисаллу задолго до того, как она успевала к этому барьеру приблизиться… Она старалась ни с кем не встречаться взглядами, и, хотя на неё тоже никто не смотрел, постоянно одёргивала платье и теребила ленты пояса.

Очутившись в полутёмном, широком и прохладном коридоре, она ощутила некое облегчение: здесь не было никого, если не считать девушки в тёмно-зелёной форме, которая спала, удобно расположившись в глубоком кожаном кресле. Это кресло, причём в единственном экземпляре, стояло в метре от светлого проёма налево, куда предстояло свернуть Амисалле. А в проёме, как она уже могла видеть, суетилась толпа студенток и преподавательниц; ни одного мужского лица среди них она не заметила. Ещё раз одёрнув платье, Амисалла тревожно оглянулась на спящую в кресле девушку. Сердце в груди выдало несколько быстрых ударов, и обжигающая волна сжала всё внутри неё.

«Я опаздываю», – подстегнула себя Амисалла и, перебарывая странное стойкое чувство ужаса перед неопределённым будущим, перешагнула порог.

Толпа мгновенно приняла её в своё бурное русло; имперская речь наводнила её уши, но теперь она сумела не потеряться. Хотя коридор был переполнен женщинами, каждая из которых была чем-то обеспокоена, его шум невозможно было сравнить с шумом столичной пристани. Справившись с первым волнением, Амисалла принялась оглядываться в поисках нужной ей двери. Та оказалась в нескольких метрах впереди неё; перед дверью, как и перед входом в коридор, стоял серьёзного вида стол, место за которым занимала дама средних лет в очках с толстыми стёклами и длинной цепью крохотных бледно-жёлтых бусинок, спускающихся с её шеи, как петля аркана. Сосредоточенно хмурясь, дама просматривала большие веленевые листы и, просмотрев, откладывала их в сторону. Амисалла сглотнула застрявший в горле комок и шагнула ближе.

Дверь с висевшей на ней большой табличкой «Приёмная комиссия по хирургии» распахнулась, и в коридор выглянула светловолосая женщина, казавшаяся намного моложе той, что просматривала листы. Сощурившись, женщина прокричала низким голосом:

– Алана!

– Да? – пробасила женщина с листами, оборачиваясь.