Я дёргано киваю, боясь, что он передумает.

Положив руки на мои голые плечи, Клоинфарн разворачивает меня лицом к отцу, к воинам, ожидающим приказа, к раненым, что стонут на земле.

В меня впиваются несколько десятков глаз.

Я — та, за кого они рисковали жизнью!

Я — та, кто сейчас отречётся от них.

Я нахожу глаза отца.

— Папа! — голос сипит. — Папа, я люблю тебя. И маму! И Ири с Дереком! Но… не нужно пытаться вернуть меня! Я нашла свой дом в другом мире. Я счастлива… — слёзы текут по моим щекам, — с Клоинфарном!

— Адель! Он заставил тебя это сказать?! — спрашивает отец, делая ко мне несколько шагов. Он хромает на одну ногу, кровь покрывает его лицо. Одна рука висит безвольной плетью. Я жмурюсь, чтобы не разрыдаться.

Клоинфарн сжимает мои плечи.

— Я верю, ты можешь лучше, — шепчет он на ухо. — Давай так, или ты сейчас всех убеждаешь в своей безграничной любви... или убеждать будет НЕКОГО.

Убедить в безграничной любви?!

Как я должна это сделать?!

Меня знобит, как в лихорадке. Руки Клоинфарна на моих плечах ощущаются непомерной тяжестью. Слёзы не прекращаются. Так страшно мне не было никогда в жизни!

— П-папа, я говорю правду! Меня никто не заставляет, я сама хочу уйти…

— Да, конечно, малышка, — натянуто улыбается отец, а сам незаметно делает жест рукой, по-особенному складывая пальцы — это приказы воинам, понятные только им. Судя по тому, что оборотни начинают окружать нас, папа не собирается отступать.

— Не похоже, что ты его убедила, — насмешливо говорит дракон мне на ухо.

— Но что ещё мне сделать? — в отчаянии шепчу я.

— Придумай, — горячее дыхание касается шеи. — Ты ведь в этом хороша… Умеешь рассказывать сказки так, что в них хочется верить.

Эти слова царапают душу.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Клоинфарна, и попадаю в плен ледяных глаз. Значит, надо убедить зрителей в моей любви. И если слова не помогают, то…

То… нужно показать действием.

Решение, что приходит в голову такое же безумное, как весь сегодняшний день!

Повернувшись всем корпусом, я обхватываю ладонями лицо дракона. Оно всё состоит из острых граней, кожа — ледяная. Клоинфарн перестаёт улыбаться, его глаза распахиваются шире. Не давая себе времени одуматься, порывисто прижимаюсь губами к его холодным губам.

Ведь поцелуй — лучший способ показать “любовь”.

Я слышу ропот аштарийцев. Ещё бы — их принцесса целует врага. Сама! Не могу представить, что чувствует отец. Стыд, неверие, растерянность? А может, злость? Или думает, что меня заставили?

Моё собственное сердце стучит как сумасшедшее.

И только Клоинфарн остаётся безразличным.

Ощущая на языке соль от собственных слёз, я целую его неподвижные, сжатые в линию губы. Дракон не реагирует, ему будто неприятны мои прикосновения. Я чувствую, как под ладонями напрягаются желваки, когда он сжимает зубы.

В груди делается тяжело, почти больно.

Разве, это не то, чего он хотел?! Чтобы все поверили в наши чувства!

Но нет… я будто целую ледяную статую, и с каждым мгновением это становится невыносимее. Эмоции оборачиваются бессильной злостью.

Всё! Не могу больше!

Я отстраняюсь. Но тут Клоинфарн обхватывает меня за талию, притягивает к себе и целует сам — так порывисто, будто его сорвало с цепи — грубо, влажно, прикусывая мои губы, проникая языком в рот, отбирая дыхание, лишая воли. Наказывая. Его вторая рука забирается в мои волосы, сжимает, тянет, делая больно. Но это нужная боль, она будто освобождает, спасает от реальности.

Краем затуманенного сознания, я вижу лица Аштарийцев. Их шок и неверие. В меня едва не тычут пальцами! Но тут за спиной дракона широко распахиваются крылья и накрывают нас коконом, скрывая от взглядов. Я совсем теряюсь. Задыхаюсь под злым страстным напором.