— Да!
Тени в комнате сгущаются, чернильными кляксами наползают на бледное лицо дракона, и я чувствую — они могильным холодом касаются моих щиколоток, тянутся вверх к коленям.
Но тут Клоинфарн дёргает подбородком, будто выдирая себя из омута — и тени отступают. Резко отстранившись, он встаёт на ноги. Смотрит на меня сверху вниз. Лицо мужчины вновь мраморно-белое и только глаза — непроницаемые как безлунная ночь.
Кажется, если у нас был шанс на примирение, прямо сейчас он рассыпался в пыль.
Но это не значит, что я отступлю! Мне надоело смиренно склонять голову! Мне тоже есть что сказать этому наглому мрачному дракону!
— Они хотели спасти меня — своего ребёнка! — я сажусь на кровати, нервно поправляя платье. — Разве любой родитель не поступил бы так же? Но трагедии можно было избежать, если бы ты позволил мне поговорить с ними! Или сам попытался бы с ними объясниться!
Клоинфарн смеётся. Но никому из нас не смешно.
— Объяснить? Я в своём праве! И не обязан ничего объяснять!
— Ну да, конечно! — кипячусь я. — Ведь проще всё и всех уничтожить! Украсть! Запереть! А потом удивляться, что тебя хотят заковать в цепи!
— Ты сравниваешь несравнимое!
— Неужели?!
— Ты была жива, смеялась и танцевала. Но они посчитали равноценным запихнуть меня в ширастовы цепи! — он начинает раздражённо мерить шагами комнату, его голос становится отрывистым, злым. — Мои воспоминания о том времени ещё весьма свежи, они накатывают каждую ночь, едва я закрываю глаза! — он стискивает зубы, цедит сквозь них:
— Драккарова Эйда! Словно вырвать моё сердце этой бешеной было мало! Думаешь, заключение в алтаре — это вроде длинного сна? И близко не похоже! Не слишком-то удобно спать, когда веками заперт в каменном мешке, закопанном глубоко под землёй! Дышать там тоже нечем, но и умереть не получится. Из развлечений — выть, хрипеть или биться головой о плиты, и так лет сто, и ещё сто... И ещё, и ещё! Впрочем, можно создать подреальность — этакий карман для разума, единственный шанс сохранить расползающиеся ошмётки сознания. Из ста лет в нём получится провести треть, а единственным развлечением будет наблюдать, как весело и мирно живут в твоей драгоценной Аштарии, потягивая мою силу, как вино из бокала! Так что у меня накопилось достаточно претензий к твоей бешеной семейке!
На этих словах он сжимает кулак, и я вижу, как плотные чёрные тени обвивают стойку кровати. Она хрустит, подламывается и со стуком падает на пол, а дракон останавливается напротив меня. Свет луны отражается в его чёрных глазах зловещими огнями.
У меня в груди делается так тяжело, будто лёгкие стали каменными. Всё это ужасно! То, что он пережил — настоящая агония длиной в тысячу лет! Но... что могу сделать я?
Опустив голову, сжимаю пальцами одеяло. Мой голос глухой, будто доносится из медной бочки.
— Мне жаль, что с тобой так несправедливо поступили, Клоин. Это жестоко! И неправильно! Но это не мои родители заперли тебя! И это не я виновата! Теперь всё в прошлом, так почему нельзя просто жить? Просто… любить?
Дракон дёргает углом рта и растягивает губы в саркастичной ухмылке.
— Жизнь... Любовь... они мне в бездну не сдались! Я желаю мести. И только она меня насытит!
— А я? При чём тут я?! — выкрикиваю с отчаянием.
— Ты — мой главный козырь. И та, кто за всё ответит.
— Хах! Отвечу? Лучше иди и выскажи свои претензии Эйде! Она как раз тут где-то бродит!
— Пожалуй, ты права. Пойду и выскажу! — но вместо того, чтобы уйти, дракон угрожающе надвигается на меня. Я испуганно отползаю на другую часть кровати, но позади раздаётся шипение. Спину вдруг обнимают плотные тени, резко подтягивая к Клоинфарну.