Часть грузов Семьи перевозилось разными маршрутами через этот штат, иногда даже через этот мелкий городишко. Разумеется, шериф и мэр были на счету у Алехандро. Они до жути боялись меня, но это не мешало им портить жизнь моей девочке.

Она отчаянно пыталась уговорить меня сбежать. Больше всего на свете я хотел забрать ее отсюда, показать ей мир. Но в тот момент я был просто заключенным своего положения. При попытке побега все закончится преследованием, она тоже может попасть под прицел, этого я допустить не мог.

Но я недооценил ее решимость, пока одной ночью не получил смс: «Я внизу».

Спустившись по пожарной лестнице, чтобы не активировать сигнализацию у надзирателя посреди ночи, я нашел ее перед своим домом. Забравшись в машину, я первым делом спросил, что за срочность.

Она не поцеловала меня, избегала прямого взгляда. Все это попахивало дурно.

– Ренцо, я уезжаю.

Если бы не гора вещей, сваленных на заднем сиденье, я бы решил, что это шутка. Я сжал челюсть и тихо выругался: – И куда, скажи на милость, ты собралась? – рука потянулась к ключам в зажигании, – Никуда ты, черт возьми, не поедешь! Ты поднимешься наверх, и мы поговорим.

– Сегодня я сказала отцу, что мы расстались.

Я замер. Что?

Она продолжала смотреть вперед, – Он позвонил знакомому, у него юридическая контора… Они ждут меня на собеседовании через две недели.

– У тебя уже и план есть, – это был не вопрос, – Ты заехала, чтобы попрощаться? Сказать, что все кончено?

В моей груди образовалась дыра размером с Мадагаскар. И чем больше я понимал, что этот вариант для нее самый лучший, тем сильнее злился, ведь меня в этой новой жизни уже не будет.

– Я приехала, чтобы забрать тебя.

В тот момент казалось, что весь мир разлетелся вдребезги. Все мечты, которые мы строили, растаяли. Нужно было признать, других вариантов просто не было. Я не мог удерживать ее вечно, а она не могла ждать меня.

– Мы можем начать сначала, вдали от наших семей.

Моя Семья повсюду, но она никогда не поймет этого. Рассказать о нашем мире гражданскому также трудно, как рассказывать глухому о симфонии. Я не могу вдаваться в подробности, не нарушив правила. На недомолвках не построишь доверия. Как жаль.

– Ренцо, – она коснулась моей холодной ладони, – нельзя всю жизнь бояться, нам нужно попробовать…

Мне нужно отпустить ее.

Я высвободил свою руку, – Я не могу. Но не стану останавливать тебя. Если ты здесь несчастна, тебе стоит уехать.

Она молчала. Я мог поспорить, что на всей улице было слышно лишь наше дыхание, мое едва уловимое, и ее – тяжелое и прерывистое. Самое трудное решение в жизни повисло на моих плечах невидимым грузом.

– Ты не даешь нам шанса… – ее голос дрогнул, но мой был как никогда тверд.

– Потому что это закончится трагедией. Мы не Ромео и Джульетта, хотя итог у нас будет тот же. Я лучше буду думать, что ты счастлива вдали от меня, чем обреку тебя на бессмысленную смерть.

– Не оправдывайся! – я почувствовал удар в плечо, в грудь. Она била меня в ритм со своими словами, – Ты трус! Зачем все это было, Ренцо? Зачем ты позволил мне влюбиться? Чтобы потом бросить? Зачем? Зачем?!

– Я не могу! – никогда еще я не кричал на нее так, – Не могу предать своих братьев! – громко, – Не снова! – резко, – Не так! – до боли в глотке, – Неужели ты не понимаешь?!

После всех моих рассказов, попыток донести до нее всю значимость Семьи и конкретно моей роли в ней, она все еще надеялась, что я их брошу. Мне ужасно не хотелось растаптывать все ее мечты о нашем будущем. Но иначе не получалось. Она не понимала, никогда не поймет.

– Я понимаю, – прошептала она, сжимая руками трясущиеся плечи, – Ты не можешь бросить своих братьев, хотя они заперли тебя здесь. Даже ради меня, – сердце сжалось от ее всхлипа, – Я солгала отцу и сестре. Мне придется бежать из единственного дома, который у меня есть. Из-за тебя. Из-за моей дурацкой любви. Но даже сейчас я не перестаю надеяться, что когда-нибудь ты выберешь меня.