– Поверить не могу, что ты моя жена, Прося! Большего счастья нельзя и представить! – прошептал он.
Прасковья отстранилась от него и нахмурилась.
– Давай сегодня просто ляжем спать, – сказала она.
– Что с тобой, душенька моя? Что случилось? – с беспокойством спросил Алексей, целуя молодую жену.
– Меня мама твоя не любит, Алёша, – грустно вздохнула Прасковья. – Я и так, и эдак стараюсь перед ней, но она всё только ругает меня. Тяжело мне в вашем доме жить. Как будто камень у меня на плечах постоянно лежит, и тянет он меня книзу. Тянет и тянет.
Алексей погладил Прасковью по голове.
– Мама у меня строгая, властная, это да… Ты потерпи, любимая. Вот ребёночка родим, она и отстанет от тебя, будет с внуком нянчиться. А там, глядишь, мы с отцом уж и дом для нас построим.
– Скорей бы… – грустно вздохнула Прасковья.
– Скоро-скоро, голубушка моя. Скоро-скоро всё будет…
Потом Алексей, шепча Прасковье на ухо любовные глупости, задрал кверху её ночнушку и, тяжело дыша, накрыл её своим телом. А Прасковья тоскливо смотрела через его плечо в белеющий потолок и ждала, когда Алексей обмякнет и уснёт, положив руки ей на грудь. Даже любовные услады ей были теперь не в радость. Она знала, что первое, что выскажет ей с утра свекровь, будет то, что они слишком громко скрипели кроватью ночью…
Зоя возвращалась домой, кутаясь в цветастый платок. Ветер на улице усилился и пробирал до самых костей. Зайдя в дом, она поёжилась и, наклонившись к печи, принялась бросать в неё поленья.
– Бррр… Холодно, будто осень уже! – тихо сказала она.
Увидев стоящую в дверях Прасковью, Зоя подпрыгнула от неожиданности.
– Просенька? Напугала до смерти! – воскликнула она с улыбкой. – Ты мамку решила навестить? Сейчас, милая, я печь растоплю да присяду с тобой.
Прасковья прошла в кухню и тоже поёжилась от холода. Плеснув в чайник воды из ведра, она поставила его на плиту и присела на лавку. Пока мать суетилась у печи, Прасковья молча смотрела на неё и на её губах играла лёгкая улыбка.
– Как твоё здоровье, доченька? Я за тебя каждую ночь молюсь, – сказала Зоя.
Подойдя к дочери, она погладила её по голове и звонко поцеловала в лоб.
– Всё у меня хорошо, мамочка! На здоровье, слава богу, не жалуюсь, – ответила Прасковья.
– Акулинка как? Все на тебя, поди, зубы точит?
– Ага, готова сожрать меня с потрохами моя свекровушка, – усмехнулась Прасковья.
Зоя покачала головой.
– Ох, доченька, как и помочь-то тебе – не знаю! Свекровки, они такие! У меня ещё хуже была – била меня как сидорову козу. Представляешь?
Зоя засмеялась, но её смех тут же стих. Внимательный взгляд дочери заставил её насторожиться.
– Мам, – тихо произнесла Прасковья, – я не просто так к тебе пришла. Я тебе весть принесла.
Зоя отошла от печи и повернулась к дочери.
– Говори, Просенька, что за весть?
Прасковья подошла к матери, обняла её и положила голову ей на плечо.
– В положении я, мам! – прошептала она.
Зоя удивлённо вскинула брови, прижала ладонь к губам.
– Услышал Господь мои молитвы! Просенька, умница моя! – проговорила она, крепко обняв дочь в ответ. – Значит, я скоро бабушкой стану? Ох, даже не верится!
– Я стану матерью, а ты – бабушкой! – радостно ответила Прасковья. – А ещё роды должны избавить меня… сама знаешь от чего.
Зоя закивала головой.
– Конечно, избавят, Прося, даже не сомневайся! Избавят, как пить дать! Всё будет хорошо. Ой, какая весть-то радостная!
Когда Прасковья ушла домой, Зоя села за стол и задумалась. Счастливая улыбка сошла с её губ, и лицо женщины потемнело, стало мрачным. Дурное предчувствие всколыхнуло её душу и осело внутри неприятным холодком. А что, если… Зоя потрясла головой, отгоняя от себя дурные мысли. Но смутное, нехорошее предчувствие нет-нет, да и возвращалось к ней снова.