Опять кашель. Громкий, лающий и надрывный. Жрец подхватывает с пола пустую склянку из-под микстуры, облизывает горлышко и недовольно причмокивает:

— Да она испорчена, — хмурится. — Городские лекари любят обманывать.

— Я готова… — шепчу я и хватаю Жреца за его широкий рукав белого балахона, когда до меня доносится тихие причитания мамы, что это она виновата. — Пусть будет рыжим волком, чем мертвецом.

И вновь прорываемся сквозь тени, и опять меня хлещут ветки по лицу, царапают колючки, но затем под босыми ногами чувствую не мягкий мох, а прохладные камни. Мостовая? Вскрикиваю, когда падаю на колени. Больно.

— Сладкая ягодка пришла просить аудиенции с Альфами Северных Лесов! — кричит Верховный Жрец позади меня, а я в тихой панике смотрю на запертые высокие ворота. — Ой, простите, Тинара дочь Саймона, рыжего пекаря из Альрана, явилась! И без пирожных! А мы все так на них надеялись!

Ничего не происходит, и я хочу убежать в ночь, когда Верховный Жрец вскидывает лицо и воет. Слова, видимо, здесь не в чести. Неуклюже встаю, отряхиваю подол, оглядываюсь по сторонам и ничего не вижу кроме мостовой, что ведет к воротам. Ночь, сизый туман, в котором растворяются каменные стены и круглая белая луна над головой.

Ежусь и закусываю губы, когда Верховному Жрецу отвечает двойной надменный вой, в котором я узнаю Эрвина и Анрея.

Они готовы к аудиенции со Сладкой Ягодкой.

Они выслушают ее, пусть разочарованы тем, что пирожных не будет.

И ждут они меня в купальне.

***

Анрей

Эрвин

Тинара

Саймон, отец Тинары

Гриза, мать Тинары

8. Глава 8. Ягодка согласна?

Вода в круглой купальне молочно-белая, и над ней парит пар. Анрей и Эрвин расположились друг напротив друга, закинув руки на бортик из гладкого светло-серого камня. Вода им по грудь, и я очень рада тому, что он непрозрачная, а ведь могла быть, и мне остается смущаться только из-за широких мускулистых плеч и очень выразительных грудных мышц.

По периметру купальни нет ни одной свечи или фонарика, но круглая луна заливает тут все мягким серебряным светом, в котором изредка тусклыми искорками вспыхивают светлячки. Я хочу спрятаться за колонну, но не могу сдвинуться с места.

— Присоединяйся, Сладкая Ягодка, — Анрей расплывается в улыбке. — Очень расслабляет.

— Я не за этим пришла…

— Либо присоединяйся, либо уходи, — Эрвин щурится и проводит ладонью по влажным волосам, что чуток потемнели от воды. — И я могу предположить, что вопрос у тебя важный, раз ты явилась, хотя так хотела сбежать.

— Мой папа умирает…

Эрвин игнорирует меня, зевает и похрустывает шеей, медленно ее разминая. Альфы не станут меня слушать, если я буду упрямиться.

— Нам ее вывести? — тихо и равнодушно спрашивает слуга, который меня привел в купальню, из тени.

— Нет! — я в отчаянии оглядываюсь, но не вижу его. — Я останусь…

Шаги, скрип двери, и я медленно выдыхаю. Завожу руки за спину, дрожащими пальцами развязываю бантик шнуровки на корсете. Горящие взгляды обращены на меня. Я краснею и закусываю губы, опустив глаза.

Неуклюже снимаю корсет, платье падает с разорванным подолом к ногам, и я стягиваю три нижние мятые юбки. Остаюсь в сорочке, которая порвана по шву до верхней части бедра и панталонах. Чувствую, как соски натягивают тонкую ткань.

Медленный вдох, решительно шагаю к купальне и спускаюсь в горячую воду по гладким каменным ступеням.

— Ну, допустим, — разочарованно вздыхает Анрей.

— Так даже соблазнительнее, — усмехается Эрвин.

Прохожу по центру купальни между Эрвином и Анреем и торопливо сажусь на выступ на равноудаленном расстоянии от них. Ткань сорочки намокает, соски проступаю отчетливее и я немного сползаю к краю выступа, чтобы вода их закрыла, но я неожиданно соскальзываю и ухожу на дно с коротким визгом.