– Ладно, иди, – разрешил я. – Тебе сейчас сменяться.

Бобков козырнул и быстро выбежал из коридора. А я отправился своей дорогой, прикидывая, что потребовалось Инессе Шейхтдиновой. Николаевой она так и не стала – несмотря на то, что вышла замуж за моего друга Сашка. Просто так, от скуки, она сюда не поедет. Значит, случай серьёзный.

В приёмной меня ещё не замечали, и потому разговаривали громко, свободно.

– Вот и загубили государство, потому что ещё двадцать лет назад плевали на безопасность!

Мадам Ульянова – в синем халате, галошах и резиновых перчатках – стояла посреди помещения. Около её ног, как живая, отдыхала «Ровента». Приёмная благоухала бактерицидным шампунем. Листья пальм покачивались от ветра – Светлана тоже открыла окно. Под одним из этих экзотических деревьев и сидела Инесса Шейхтдинова. Светлана Ружецкая несла свою вахту за секретарским столом.

– Вы думаете, за что меня в психушку засадили?

– И за что? – спросила Светлана.

Мадам Ульянова выставила редкие зубы, а густые брови свела на переносице. Она была женщина крепкая, ширококостная, кудлатая, крашеная хной. Двигалась всегда стремительно, рассекая воздух выставленным вперёд правым плечом. Кривоватыми ногами она впечатывалась в паркет, в паласы и в линолеум. Казалось, под напором её бешеной энергии рухнут перекрытия, лопнут стёкла и провалится крыша. Потом выяснилось, что ей, физику по образованию, с трудом удалось освоить моющий пылесос. Девчонка Липка с ним справлялась играючи.

– Со мной в коммунальной квартире жил недобитый власовец! Я это точно знаю, хоть он и еврей был. Я всё разузнала о его прошлом. Он служил у немцев карателем, стрелял коммунистам в затылки. А после войны притаился. Ему удалось скрыться, а я решила вывести негодяя на чистую воду. Света, что бы вы сделали на моём месте?

Инесса молча шевелила пальцами бусы. Светлана растерянно кусала губы.

– Ну, в органы сообщила бы… Наверное, в КГБ. Это ведь не милицейское дело.

– Вот именно – в КГБ! – Мадам Ульянова сдёрнула с рук резиновые перчатки. – И каков результат? Ноль!

– Неужели? – удивилась Инесса.

– Представьте себе! Я попала на приём к лицу, ответственному за розыск военных преступников. Принесла ему пули…

– Какие пули? – испугалась Света.

– Те, что сосед в туалет подкидывал!

– А когда это было? – поинтересовалась Инесса.

– В семидесятых годах. Потом в милиции порох из них высыпали, составили протокол. Мне велели немного в коридоре подождать…

– Может быть, он патроны подкидывал? В пулях пороха не бывает…

Я выглянул из-за дверного косяка и заметил, что на руке Инессы нет обручального кольца.

– Ну, патрон, какая разница! Не в том суть. Они все уже были связаны круговой порукой! И гитлеровцев покрывали на самом высшем уровне… – Мадам Ульянова сунула перчатки в карман.

– И чем дело кончилось? Вам не поверили?

Светлана разыскивала что-то в ящиках стола. Со времени гибели мужа она ещё больше похудела, несмотря на рождение ребёнка. Высокая, круто завитая блондинка в синем брючном костюме и в белом блузоне, с широким обручальным кольцом на левой руке, она выглядела больной, измождённой. Светка рассказывала, что за сутки до гибели мужа потеряла кольцо, и нашла его только на девятый день.

– Не только не поверили, а вызвали психиатрическую «скорую помощь»! – Уборщица расхохоталась и хлопнула себя по коленям. – Прямо из коридора в дурдом забрали. А у меня дома пятилетний Володька. Муж уже сбежал к тому времени. Ладно, подруга забрала сына к себе, помогла, а иначе… Вот где корни нынешнего беспредела – там, в застое! Не прислушивались к сигналам, верили липовым справкам. В психушки сажали, кого не следует. Теперь, пожалуйста, над всеми бывшими райкомами – власовские флаги! Они победили. Одна радость – Финкельштейн не дожил. Помер пять лет назад от инсульта.