– Нуньес тоже его подозревает. Непонятно только, почему он в таком случае попросту не арестует его и не покончит с делом.

– Возможно, потому, что Нуньес влюблен в его дочь Вайолет.

Дэвисон описал ее внешность, и мне вспомнилась девушка на террасе, ухаживавшая за инвалидом.

– Но она не отвечает ему взаимностью, – заметила я.

– Откуда вы знаете? – поразился Дэвисон.

– Я ведь говорила вам о необычайной интуиции моей матери. Думаю, я унаследовала ее.

Он улыбнулся, чему я порадовалась.

– Да, она, судя по всему, влюблена в Эдмунда Фоссе. Симпатичный парень, но у него туберкулез в последней стадии.

– Очевидно, именно их я видела сегодня на террасе отеля. Очень милая девушка, но очень печальная.

– Вполне возможно, это она. А Эдмунда, должно быть, лечит Тренкель, врач, работающий в «Таоро». Он лучший на острове. Но мы увлеклись обсуждением местных слухов и забыли о деле.

– Действительно, – пробормотала я и вновь принялась обшаривать землю.

Однако я по собственному опыту знала, что неразумно пренебрегать слухами. Они вовсе не бесполезны и могут порой дать ключ к разгадке тайны.

Провозившись еще с полчаса, мы не нашли ничего существенного, не считая нескольких старых монет, костей какой-то птицы – Дэвисон, будучи в некотором роде экспертом по таким вещам, объявил, что это курица, – а также потрепанного кожаного браслета, который, судя по его виду, пролежал тут несколько десятилетий.

– Вы знаете, что в подобных пещерах гуанчи хоронили умерших? – спросил он, прокашлявшись. – Так что мы, возможно, роемся на кладбище.

– Вот как? – отозвалась я, вставая и отряхиваясь от земли и мусора.

– Так говорит профессор Уилбор. И если мы как следует поищем, то можем найти их останки.

Дэвисон достал из кармана перочинный ножик и принялся ковырять землю в том месте, где лежало тело Грина. Всего через несколько секунд он откопал осколок старой кости.

– Похожа на бедренную, – заметила я, вспомнив старые уроки анатомии.

– Да, и возможно, ей уже несколько тысяч лет, – сказал Дэвисон, продолжая орудовать ножом. – Не удивлюсь, если, потрудившись, найдем тут и череп гуанча.

– Может, как-нибудь в другой раз, – отозвалась я, чувствуя некоторую усталость и тошноту. – Боюсь, мне пора возвращаться в отель. Карло и Розалинда, наверно, удивляются, куда это я…

– Эй, а это что такое? Очень любопытно. Посветите-ка здесь фонариком, – попросил Дэвисон.

Я выполнила его просьбу, но сама не разглядела ничего, кроме комка сырой земли.

– Видите? – спросил он, очищая носовым платком предмет, который держал в руках.

– Вижу примитивную глиняную статуэтку.

– Это изображение Тибисены.

– А это еще кто?

– Гуанчи верили, что на острове орудует демон, обитающий в пещере и принявший вид исполинской черной собаки с красными глазами.

– На собаку это нисколько не похоже, – возразила я, разглядывая фигурку с крошечной головой и оскаленными зубами. У нее были две руки, напоминавшие ручки кувшина с глубокими вырезами, а средняя часть выглядела не то как лицо с искаженными чертами, не то как рот. – Вы полагаете, ее закопали здесь гуанчи?

– Предполагаю. Но, конечно, может быть и другое объяснение. – Он подул на статуэтку и, поплевав на платок, протер ее голову, в результате чего на свет появились два маленьких свирепых глаза. – Да, это чрезвычайно любопытно.

– Вы не объясните почему?

Дэвисон ответил не сразу.

– Простите, я задумался на миг. Видите ли, человек, обладающий самой большой на острове коллекцией артефактов культуры гуанчей, – это не кто иной, как…

– Джерард Гренвилл, – закончила я за него.

Поднявшись по тропинке на самый верх утеса, мы увидели девушку, которую, как я уже знала, звали Вайолет. Ее длинные волосы спадали на лицо; она стояла над обрывом и смотрела вниз, на морской прибой, что сразу напомнило мне Джину Тревельян. «Неужели она собирается повторить ее поступок?» – подумала я. Мы хотели подойти и спросить, не нужна ли помощь, но в этот миг заметили человека, приближавшегося к нам по кипарисовой аллее. Его суровое лицо было словно высечено из камня.