– Я прибыл сюда для участия в переписи стульев, господин префект.

Префекты переглянулись.

– У вас есть на этот счет соответствующие распоряжения?

– Да, господин префект.

– Салли непременно захочет помочь, – пробормотал Смородини.

– Чтобы научиться смирению? – спросил де Мальва, глядя на мой значок.

– Да, господин префект.

– Надеюсь, это будет полезный опыт для вас, мастер Бурый. Вы обесчестите свой род, если промотаете весь красный цвет, который ваши праотцы добыли с таким трудом.

– Да, господин префект.

Скандал в семействе Бурых, увы, стал всеобщим достоянием. Три поколения назад один мой эксцентричный предок, Пирс Сангини, у которого было больше красного цвета, чем ума, решил жениться на серой. Он был префектом и отдаленным потомком первокрасного. Имя и цвет его сгинули в этом браке. Сын его обладал цветовосприятием всего в шестнадцать процентов – это был ужасающий упадок рода. С тех пор мы, Бурые, пытались вернуть себе прежнее положение. Женитьба выглядела немыслимо скандальной даже по сегодняшним меркам – но правил не нарушала. Никому не запрещалось жениться по любви, просто это не имело смысла. Как гласила пословица: «Хочешь, чтобы твои внуки тебя ненавидели? Женись на девушке из низкоцветных».

Я разливал чай, префекты болтали друг с другом, но внезапно воцарилось молчание: вошла Джейн с печеньем. Смородини и Циан, казалось, несколько забеспокоились и даже слегка отпрянули при ее приближении. Я понял, что ненависть Джейн не знала границ. Она ненавидела не только меня, а всех вышестоящих. Значит, в ее неприязни ко мне не было ничего личного. Передо мной забрезжил слабый проблеск обманчивой надежды – по крайней мере, теперь было от чего отталкиваться.

– Благодарю, Джейн, – сказал де Мальва, единственный, кого не смущало ее присутствие.

– Господин префект, – произнесла она, ставя дымящееся, сладко пахнущее печенье на столик.

Циан и Смородини внимательно наблюдали за ней.

– Ложка упакована, к походу готова? – спросил Смородини с неуместным вызовом.

Джейн презрительно посмотрела на него, сделала реверанс – скорее, по привычке, чем из вежливости, – и удалилась.

– Ну, об этой я жалеть не стану, – пробурчал Смородини. – Почти совсем неуправляемая.

– Но отлично работает, несмотря на свою антисоциальность, – заметил де Мальва. – И нос очень курносый.

– Очень, – согласился Циан.

После этого префекты прекратили беседу и жадно набросились на печенье.

Есть вместе с ними без приглашения считалось дурным тоном, а потому я тихо сел и приличествующим образом сложил руки на коленях. Мысли мои вновь перекинулись к Джейн. «Ложка упакована» – эти слова Смородини могли относиться только к перезагрузке. С собой брали очень немногое, но ложку – обязательно. Как и Трэвиса Канарейо, Джейн ожидал ночной поезд на Смарагд, где ее поучат хорошим манерам.

– А печенье у нее вышло хорошее, – сказал Смородини, беря еще одну штуку.

– Пожалуй, стоит балла, – отозвался Циан.

– Это ей не поможет, – заметил Смородини, и все засмеялись.

– Мастер Бурый, – обратился ко мне главный префект, обмакивая печенье в чай, – думаю, что я буду хранить ваш обратный билет у себя, ради безопасности. В городе есть элементы, желающие совершить незаконную поездку. Кстати, вас не просили его продать?

– Нет, господин префект, – не моргнув глазом ответил я.

Пусть тайное предложение Северуса останется тайной.

– Если вы доложите нам о таком случае, то получите десять баллов.

– Буду знать, господин префект, спасибо.

– Прекрасно. Тогда отдайте его мне.

– Я… э-э-э… хотел бы хранить его у себя, если вы не против.

– Еще как против, Бурый, – резко ответил де Мальва. – Или вы полагаете, что здесь, на границах, мы небрежно относимся к своим обязанностям? Если ваш билет с открытой датой на предъявителя украдут, ваши возможности расширить свой кругозор будут существенно урезаны.