И вот теперь ее гонят из ЦНИИТЭИ. Взывать к правосудию, чтобы разрешили остаться? Что за дикая мысль. Впрочем, муж, к счастью, не настаивает. Прочие домашние – и того меньше.

Мама:

– Держаться за этот клоповник? Да ну его ко псу! Не уговаривайте ее, Витя, вы же знаете, что ваша благоверная упряма, как ослица. А сейчас она еще и права!

Отец (не удостаивая зятя взглядом, даже таким презрительным, на какие он большой мастак):

– Никаких прав молодого специалиста у тебя быть не может. Ты по собственной вине потеряла их, когда не пошла в Ленинскую библиотеку. О суде забудь!

Хитрый старик лучше всех знает, что она не станет судиться. Но дело должно выглядеть так, будто дочь подчинилась ему, священный авторитет отца подавил дурацкое влияние мужа. А Верка – счастливица, первокурсница! – беззаботно прощебетала:

– Стоило бы их проучить! Пусть бы они на тебе зубы поломали!

У сестрицы очаровательная манера не сомневаться, что ее Шура – кушанье, после которого неосторожному людоеду не миновать зубного протезирования. Самой бы Шуре хоть малую толику подобной уверенности!..

– Но ведь бороться с ними, наверное, ужасно скучно? – Вера томно вздыхает, отметая надоевшую тему взмахом ресниц. – Кстати, о скуке: Вадим снова сделал мне предложение! И Кадышев опять круги пишет, а ведь они с Таткой собираются пожениться. Ну не идиот? Перебегать дорогу Молодцовой я бы не стала, будь он хоть сам Юрский!

Ах, Юрский! «Кюхля», «Ваш верный робот»… То и другое – всего лишь по телевизору. Сестры Гирник не из тех, кто способен обожать артистов, подкупать гардеробщика, чтобы благоговейно постоять в калошах Собинова, да и вообще по какому бы то ни было поводу толпиться и верещать. Но Юрский… да…

– В этом случае, сестрица, тебе пришлось бы иметь дело не с Молодцовой!

– Фиг тебе, золотая рыбка! А Скачков?

Уела.

Прослышав, что подругу сокращают, Зита подстережет ее на лестнице, чтобы объясниться без свидетелей:

– Ты не злишься?

– За кого ты меня принимаешь? – пока еще чистосердечно возмутится Шура. – Они хотят нас поссорить, и я доставлю им такое удовольствие?

Не дождавшись даже этого скромного удовольствия, общественность постановляет рассмотреть на собрании персональное дело Розиты Розенталь. Ей – общественности – так не терпится, что собрание назначают на 30 декабря 1970 года, последний день пребывания Гирник в штате института. Расправа должна начаться, как только уволенная выметется за порог, перестав прикрывать Зиту с фланга. Прыщавая Света полу-сочувственно, полу-злорадно передала Шуре фразу Тамары Ивановны:

– Будет знать, с кем связываться!

Зайдя под каким-то предлогом в большую комнату, Гирник спросит начальницу при всех:

– Тридцатого я еще на работе?

– Да, но вы можете прекратить посещения начиная с двадцатого. Вам дано право потратить это время на поиски новой работы.

– Спасибо, несколько дней я охотно потрачу. Но и сюда приходить буду. На собрание тридцатого приду непременно. Это право у меня тоже есть!

– Какая же вы…

– Какая, Тамара Ивановна?

– Неважно. Идите. Я занята!

Опять начались неуклюжие «деловые» звонки, хождения по отделам кадров, скованные, нудные, бесполезные переговоры. Но в ЦНИИТЭИ Шура забегала регулярно, чтобы ни сама Зита, ни кто-либо другой не подумал, будто она готова отступиться.

– Мы им покажем! – повторяли они друг другу, задорно встряхивая головами и улыбаясь почти без усилия.

Дней за пять до эпохальной битвы Гирник застал в ЦНИИТЭИ звонок мужа:

– Операция завершена! В январе перехожу на новое место. И обещанную двадцатку ухапил! А у тебя что?

– Съездила я в ту типографию. Ничего не вышло. Да ладно, все равно ура.