– Уже уходишь? – Безымянная неожиданно возникла передо мной, когда я ретировался в сторону выхода по-английски, ни с кем не попрощавшись.

– Да, мне стало скучно, – искренне ответил я, – ты потрясающе танцуешь, Безымянная.

Почему-то она ничего не ответила. Мы молча смотрели друг другу в глаза какое-то время. Всегда ненавидел эту игру.

– Проследишь за оставшейся троицей? – спросил я наконец.

Безымянная молча кивнула и растворилась в толпе. Я, конечно, мог поинтересоваться, не желает ли она отправиться со мной, обрушить массу мелких бытовых вопросов, но не видел в этом никакого смысла.

Поездка на такси до дома по ночному городу была быстрой. После гигиенических процедур я упал в объятия своего ложа, а дальше – пустота.

Утром, продрав глаза, я насторожился. В квартире царила тишина, но обольщаться на этот счёт было всё-таки рано. Я имел помятый вид, как всякий только что проснувшийся человек. Надев первое под руку попавшееся, что не способствовало облагораживанию внешности, неровным шагом я поплёлся на кухню.

– Доброе утро, Безымянная, – прозвучало как ни в чём не бывало моё бодрое приветствие.

– Доброе утро, – ответило сидящее на подоконнике спиной к окну существо с распущенными волосами, в домашних тапочках и пижаме.

– Кобелёк пережил эту ночь? – тут же был озвучен новый вопрос.

– Были опасения в его неспособности сделать это?

– Да, вчера я попросил тебя проследить за троицей, но забыл подчеркнуть необходимость сохранить им хотя бы признаки жизни.

– Тогда почему ты спрашиваешь только про одного?

– Кобелёк ещё до клуба был нетрезв, а значит приставал к окружающим и не в последнюю очередь к тебе. Я понимаю, что уладить это недоразумение не составит для тебя труда, а только интересуюсь, выжил ли он. Двое других в этом отношении абсолютно безопасны, и за них я не беспокоюсь. Филантропией я не маюсь, а значит, на судьбу остальных, присутствовавших вчера, мне наплевать, даже если ты жестоко пытала их перед тем, как сожрать живьём.

– Он выжил, – лаконично ответила Безымянная.

– Превосходно! – мои ладоши громко хлопнули друг о друга. – Скажи, Альбатрос не тыкал в твоё плечо указательным пальцем?

– Нет, – не без удивления ответила Безымянная, – у него наблюдается такая тенденция?

– Он так выражает заинтересованность, граничащую с сильной симпатией и крайним возбуждением, – невыразимо сладостно, а оттого чрезвычайно ядовито пояснил я, гаденько улыбаясь.

Титанический груз хранителя тайн потустороннего мира на мгновение спал с плеч Безымянной. Её лицо вдруг озарила искренняя улыбка необычайной красоты, в которую, уверяю, не было возможности не влюбиться. Лик Безымянной ещё долго хранил черты пережитой эмоции, как ни старалась она придать себе прежнюю строгость.

– Хочешь что-нибудь ещё спросить?

– Да, – сказал я, – завтракать будешь?

Именно её хладнокровный утвердительный кивок ударом гильотины беспощадно казнил мой сложившийся уклад. Маленькое событие явилось большим взрывом, из которого впоследствии появляется – ни больше ни меньше – новая вселенная.

Возврат к старому для меня был невозможен, потому что когда ваша жизнь начинает интенсивно переливаться всеми цветами радуги и каждую секунду кардинально меняется сама собой (процесс, надо сказать, которым вы не в состоянии управлять), то вас вряд ли съест тоска по какому-нибудь домику в захолустье. Во всяком случае желание узнать, чем же закончится дело, у любого нормального человека будет явно довлеть над всем остальным.

Некто в пижаме и домашних тапочках, безропотно готовый на завтрак уплести любое предлагаемое кушанье, как-то сразу располагает к себе. Тем паче, если этот некто отличного от вас пола и, коли осторожничать в выражениях, весьма недурен собой, хотя, безусловно, это дело вкуса.