Совершив пешую прогулку, бессмысленно урча и выворачивая голову под разными углами, голубь начал поедать наживку. Я тогда понял, почему некоторые люди любят кормить этих птиц, ведь они едят так, словно стараются со всего размаху приложиться головой об асфальт, но клюв им постоянно в этом мешает.

Лично я могу объяснить феномен превращения частной трапезы одного голубя в обширную клубную вечеринку с сотнями гостей исключительно телепатией. (Отдалённо похожий эффект на людей достигается раздачей в один из праздников гречневой каши.) В результате пернатые создания съедали одним им ведомую норму, а затем, расправив крылья, преспокойненько покидали банкет. Я негодовал. Опыт провалился.

Несколько позже утешение пришло ко мне обрывками информации о возможности закормить какую-то породу кошек, а не то собак. Добыть такую и проверить слухи на практике мне не удалось.

Наша дружная компания всё ещё не решила вопрос относительно объёмов предстоящего заказа, когда слева от нас в ярко светящемся окошке нарисовался лик Дульсинеи Тобосской. За минувшие четыре столетия она ничуть не изменилась. Излишне полная, возбуждавшая своей красотой желание вырвать себе глаза, бьюсь об заклад, изысканно пахнущая, своим ласковым, железобетонным, прямолинейно крестьянским голосом она, не глядя, изъявила желание принять у нас заказ.

Потом Дульсинея встретилась взглядом с Безымянной, ибо руль в машине Скота находился справа. Взгляд оказал своё типичное расколдовывающее воздействие. Первым делом к Дульсинее вернулись королевская дипломатичность и дворянская учтивость. «Да уж, в наш заказ никто точно не плюнет, Дульсинея за этим проследит», – подумал я.

Скот, пожалуй, излишне трепетно относился к чистоте своего средства передвижения. Его не смущали вечно валяющиеся на заднем сидении тряпки, вымазанные в масле, тошнотворно пахнущий дичайшей смесью растворителя с бензином салон, постеленные под ногами вместо ковриков газеты. Уверен, отсутствие последних вызвано вопросами экономии, за их чистку на любой мойке дерут баснословные, по меркам Скота, деньги.

Выгонять нас на прокорм вон – деяние такое же мудрое, как ставить рядом с выгребной ямой табличку «Внимание! Посторонние предметы не бросать! Мухи расстраиваются и впадают в депрессию!».

Откровенно говоря, мне было безразлично, где именно поглощать приобретённое, я просто не мог упустить очередной повод подонимать колкостями Скота. С набитым ртом это давалось нелегко, и вскоре мне пришлось остановиться из-за возникшей необходимости сконцентрироваться на каком-то одном виде деятельности.

Полуночный шабаш. Праздник живота. Богатая вкусовая гамма противоестественного происхождения на языке. Еда, падающая пушечными ядрами прямиком во чрево, сковывала наши движения приятной тяжестью. Разливающееся изнутри по организму тепло. Минуты полной концентрации воли и космической пустоты в голове в совокупности с единственным стремлением продолжать банкет.

Четыре отчаянно чавкающих гнома и страдающая специфической, неизвестной науке формой аутизма Белоснежка, объявившая голодовку. Стоя спиной к нам на расстоянии десятка шагов, Безымянная, видимо, составляла в голове топографический план местности исходя из своих загадочных соображений. Я всё ждал минуты, когда она надменно прострёт вперёд перст и властно, с полной убедительностью на которую способны только душевнобольные, не без искренней веры в собственные слова, заявит: «Жалкие людишки, теперь эта планета принадлежит мне!»

Тёплая погода вместе с лёгким южным ветерком манила отправиться в ночную авантюру. Безоблачное небо, полное блёклых из-за света городских огней звёзд, настраивало на романтический лад. Почти повсеместно потухшие окна уродливых однотипных домов скрытно наблюдали за событиями на занятой одними нами парковке. Всё прилегающее к ночной импровизированной сцене не обнаруживало высокой плотности зрителей и актёров на эпизодические роли, что вселяло веру в собственное могущество. Редеющая вереница быстро отъезжающих от места синтеза каучуковой пищи машин, изредка проносящиеся по соседней магистрали запоздалые путешественники да тут же скрывавшиеся в сумраке окрестных подворотен спешащие домой жители.