Несмотря на досадное утреннее происшествие, сегодня идти было гораздо легче. Жажда не сушила глотки, голод не рычал в животе диким зверем. Никита и Руслан, не жалея ног, носились по холмам, проверяя каждую ложбинку по пути. Скелеты гигантских крокодилов больше не попадались (живые крокодилы против Катиных опасений тоже). Уже под вечер Руслан прибежал к маме с заговорщицким видом, пряча руки за спиной, и вручил ей цветы.

«Вьюнок? Это же вьюнок,» – воскликнула Катя, хорошо знакомая не понаслышке с этим сорняком, глядя на бледно-розовые, почти белые цветки в форме колокольчиков. Проводя летние каникулы в деревне у бабушки, она частенько отрабатывала трудовую повинность, выпалывая сорняки на её обширном огороде. Вьюнок был вездесущ и неистребим, как комары летним вечером. Тонкие, белые корни, похожие на проволоку, пронизывали землю во всех направлениях. И сколько бы Катя их не вырывала, меньше их не становилось. Уже через неделю тщательно прополотая грядка ощетинивалась свежими побегами вьюнка и, если промедлить с прополкой, покрывалась сплошным ковром зацветающего сорняка. Ползучий вьюнок душил любое культурное растение, обвиваясь вокруг него, словно змея, и вытеснял с грядок даже другие сорняки. С серебристо-серой местной травой он тоже справлялся: цепляясь и закручиваясь спиралью поднимался вверх по побегам с ягодами, раскидывая зеленые щупальца поверх ломких, сизых листьев. И все же, островок яркой зелени был отрадой для человеческих глаз, уставших от блеклой серости этого места.

«Вам когда-нибудь приходилось пропалывать огород?» – озадачила своих спутников вопросом Катя, устраиваясь на ночлег на вершине холма. – «Здесь растут сорняки: одуванчики и вьюнок. Они очень агрессивные. Если попадут на грядку, то ничем их уже не выведешь. И, главное, неприхотливые. Растут где угодно, даже там, где культурные растения ни за что не приживутся: на обочинах дорог, вытоптанных тропинках, рядом с мусорками. А сорняки вырастут и будут благоденствовать. Возможно, именно поэтому они тут и сумели зацепиться.»

«В этом есть смысл,» – не мог не согласиться Эдуард Петрович.

Катя проснулась от страшного грохота. Земля содрогнулась, на мгновение исчезла из-под тела так, что девушка буквально зависла в воздухе, а потом больно ударила ее в спину. Катя успела распахнуть глаза, приподняться на локте и даже увидеть открытый в крике ужаса рот Эдуарда Петровича, но самого крика не услышала и понять ничего не успела. Могучая волна, взбежавшая на холм легко, будто спринтер, обрушилась на лагерь путников и вмиг снесла их вместе с пожитками, скинув в лощину между холмами и упав сверху, пенясь и шипя.

Волна немедленно ринулась на штурм следующего холма, но силенок у нее не хватило. Замерев на мгновение, вода отхлынула назад, снова накрыла барахтающихся людей с головой и, мгновенно успокоившись, растеклась во все стороны, унося с собой обломки сизых листьев. Сухая, серая пыль впитывала воду, словно губка, и на глазах превращалась в черную, липкую грязь.

Ошеломленная Катя, которую волна крутила и вертела, будто щепку, скатывая с холма, в ужасе думала только о том, что не успела схватить за руку Руслана. Сидя в луже черной грязи внизу и откашливая соленую воду, она крутила головой. В воздухе почти неподвижно висела туча пыли, сквозь которую с трудом просматривались очертания холмов. Малейшее дуновение ветра могло превратить ее в песчаную бурю, которая ослепила бы путников, забила их легкие легковесной чернотой, сбила с ног. Но ветров здесь не бывало, лишь вечный штиль, поэтому пыль, кружа в воздухе, неспешно оседала вниз. У Кати было стойкое ощущение, что её посыпают содержимым гигантского мешка от пылесоса.