Вместо уроков заучивались впервые появившиеся тогда новые слова: «каппучино», «пинта Гиннеса», нет-нет, не пол-литра, а именно пинта (нельзя ошибаться!), «антипаста», и не «буфет», а именно «салат-бар», а в сетевые итальянские едальни стояли двухчасовые очереди за чесночными гренками! Вот западный тогда еще менеджмент, наверное, балдел от такой массовой советской потребительской истерии!
Мы сравнивали, как оба научились проходить мимо очереди в первый тогда «Макдоналдс» на Пушкинской площади, где тоже надо было заучивать новые слова и не путать старорежимное «мороженое» со столь возбуждающим юношеское наше воображение «сандеем»! Для этого приходилось разыгрывать спектакль из двух человек, которые, извиняясь и мягко раздвигая огибающую всю площадь полукилометровую очередь, громко обсуждают, показывая пальцем куда-то вперед: «Да вон он, в зеленой шапке стоит, Вовка наш, вон, не туда смотришь, впереди в очереди… Товарищи, разрешите пройти, отходили позвонить, отстали от друга!» Проблемы обычно уже начинались у стеклянных дверей в рай фаст-фуда (тогда еще никто и не догадывался, что он смертельно вреден для здоровья), где простоявшая два с половиной часа и уже изрядно озверевшая очередь не хотела никого пропускать, и надо было применять все артистические таланты, убеждая, что «Вовка уже возле кассы стоит, вон он, товарищи, ну вон он, в зеленой шапке, не видите сами, что ли?! Пустите, мужчина! Что вы меня за локоть держите? Я тоже вас не помню!»
Надо ли повторять, что школьные уроки прогуливались нещадно, не уроками даже, а целыми днями! И если умолить школьных учителей поставить тебе тройку, вымыв в конце четверти все парты, – задача еще хоть как-то разрешимая, то вот поступить в приличный институт без репетиторов уже было совершенно невозможно. Все знания по химии и физике напрочь заместились внезапно появившимися и, как тогда казалось, гораздо более важными знаниями о новой жизни. Приличные родители, оказавшиеся морально устойчивее к происходящему в стране и полагавшие, что без высшего образования все равно не обойтись, давали нам денег на репетиторов. Но тех мы прогуливали не с меньшим энтузиазмом, покупая на эти деньги фирменные джинсы и импортное пиво, тогда еще только в жестяных банках. А мальчики еще должны были и одаривать девочек, для чего пытались уже в старших классах как-то зарабатывать. Макс, с детства ловкий и предприимчивый, пел и играл на гитаре на Арбате и подфарцовывал чем попало.
Понятно, что после школы мы оба с треском провалили вступительные экзамены в институт. Но почему-то совершенно не расстроились. В институт пошли те наши одноклассники, которые были начисто лишены амбиций и воображения. Нет, ну на самом деле, если задуматься… Своих мозгов в таком нежном возрасте ни у кого еще и быть не могло, и не отвлекались на эту разноцветную, блестящую всеми огнями новой жизни и новых возможностей перестройку только те, кто просто прозаически не сумел этого сделать. Лучше всех поступали в институты некрасивые девочки – они не то что не хотели попасть в ресторан, а просто их никто туда не приглашал, и они ходили к репетиторам, поскольку не знали, что еще делать после школы – и неловкие, угловатые мальчики, мечтающие раздобыть где-то долларов и пригласить куда-нибудь красивых девочек, но, к сожалению, не одаренные для этого ни воображением, ни энергией.
К тому же большая проблема возникла и с выбором – куда теперь поступать? Престижные в совет ские времена гуманитарные психологические, социологические, филологические и исторические факультеты больше не выглядели перспективными. Профессии учителей, врачей, инженеров и экономистов, то есть наших родителей, сидящих на зарплатах, больше не казались нам интересным будущим. Расцветали все виды торговли, кругом появлялись жуткие пластмассовые коммерческие палатки, где за день можно было заработать три родительских зарплаты. А объявления о найме на работу в западные компании в англоязычной «Moscow Times», распространявшейся исключительно по холлам таких заведений, куда без денег и не попадешь, предлагала колоссальную зарплату в долларах исключительно «молодым и предприимчивым, со знанием языка», без упоминания уровня образования вообще.