– Правильно делает, – одобрил Вертяков, – а то ведь у нас как – построят, а вокруг все разрыто, как на войне… Соображает американец, ничего не скажешь.

– Вот и я говорю – соображает, – подтвердил Зубило, – а сам я соображаю, что надо бы американца этого пробить… Чувствую, что денег у него – миллион до неба. Так пусть поделится с братвой, даже Христос велел делиться…

– Пусть поделится, говоришь… – Вертяков хмыкнул и вспомнил глаза Боткина, из которых в какой-то момент их беседы вдруг выглянула веселая и богатая смерть.

– Забудь и думать, – сказал он, пристукнув пальцем по столу, – чую я, что не простой мужчина этот Майкл, ох, не простой… Так что до поры до времени никаких движений. И братве своей скажи, чтобы при встрече раскланивались с ним, как с барином. А насчет поделиться – так это не твоего ума дело. Ты там у себя барыг разводи, а тут не твой уровень. Понял?

– Понял, – Зубило помрачнел, – что ж тут не понять… А клиент все-таки жирный.

– Жирный, жирный, – зловеще кивнул Вертяков, – да только знаю я таких жирных. У них под жиром кое-что другое, так что не вздумай…

– Ладно, понял, – Зубило достал сигареты, – я закурю, Борис Тимофеевич?

– Закури, чего спрашиваешь, знаешь ведь, что я сам курю.

– Ну, я на всякий случай, – Зубило прикурил и деликатно выпустил дым в сторонку, – я тут с братом вашим виделся, с Сашей Кисл…

Зубило взглянул на Вертякова и торопливо поправился:

– С Александром Тимофеевичем.

– Ну и что там Саша? – усмехнулся Вертяков.

– Александр Тимофеевич сказал, что есть тема интересная.

– Какая тема?

– Да тут интернат для сирот строить собираются, французы бабло отстегнули… Ну, и надо это дело проконтролировать, а то что же получается, сироты эти на французские бабки жировать будут, а мы, значит, смотреть и облизываться?

– А что Саша говорит? – прищурился Вертяков.

– Ну, это… Говорит – встретиться надо, перетереть. Сказал, что вечером ждет вас на фазенде.

Вертяков подумал и, оживившись, сказал:

– А что, это мысль! Я ведь уже неделю из города не выезжаю… Вот и повод есть. Добро, готовь машину.

– Можно идти? – Зубило с готовностью встал.

– Можно, – милостиво объявил Вертяков.

Зубило открыл дверь в приемную, и Вертяков, повысив голос, сказал:

– Элла Арнольдовна, зайдите!

Пропустив мимо себя Зубило и проехавшись при этом по его спине тугой грудью, Элла Арнольдовна зашла в кабинет начальника и плотно закрыла за собой дверь.

– Девушка, – спросил Вертяков игриво, – что вы делаете сегодня вечером?

– Все, что вам угодно, – ответила секретарша, сделав акцент на слове «все».

– Вот и хорошо, – сказал Вертяков, – поедем за город, навестим моего брата. Давно мы с ним не виделись, а заодно и воздухом подышим.

Элла Арнольдовна нахмурилась и сказала:

– Тогда мне нужно заехать домой за купальником.

– За купальником? – Вертяков удивился, – с каких это пор ты при мне купальники носишь?

– Но ты же не один там будешь!

– Ладно, возьми машину и – одна нога здесь, другая там.

– Я мигом!

Элла Арнольдовна изобразила лицом неимоверную страсть пополам с нетерпением и, вильнув задом, быстро вышла из кабинета.

На самом деле ей нужно было позвонить хозяину фитнес-центра, с которым она часто проводила свободные вечера, и который ждал ее этим вечером на очередное занятие. Занимались они обычно тем, чем мужчины и женщины занимаются с того самого момента, как Адама и Еву с треском выперли из рая. А поскольку такие щекотливые звонки нужно было делать из какого-нибудь другого места, Элла Арнольдовна неожиданно озаботилась купальником.

Выйдя на улицу, она села в одну из стоявших у белокаменного крыльца машин и, отъехав на несколько кварталов, набрала номер фитнес-клуба.