Соловей только крякнул.

– Та-а-ак, план у нас есть, – сказал Отрывкин. – А теперь предлагаю отдохнуть.

– Эт как это? – удивились все.

– На рыбалку пойдем, с ночевкой. Прудик тут есть запущенный, дед еще выкопал. Никто о нем не знает. От людского жилья далеко. Зато караси там – во! – показал Отрывкин две ладони. – Идем вечером, вещи соберем, да нам и не надо особо вещей. Удочки сам приготовлю. Отведаем замечательной ухи! – с восторгом распинался Олег, не замечая, что половина команды не особо его восторги разделяет.

«Вот зачем птице рыба? – размышлял Соловей. – С другой стороны, я все-таки человек». Уговорив таким образом себя любимого, он повеселел и стал принимать активное участие в сборах. А о Лёве и говорить не приходилось: носился как щенок, радовался новому, что сулил поход.

Наконец всё собрали, свернули и прикрутили. Пошли.

– Олег, а ты дорогу-то помнишь? – спросила Сова. – А то темно уже. Найдешь ли?

– Я да не найду? Да я здесь вырос! Меня дед с собой каждый раз брал. Вот тут налево, кажется… Нет, направо. Это я помню. Тьфу, забыл, там развилка была, а вот дальше куда – не помню.

Олег пригорюнился. Перед своими оплошал. Но тут же встрепенулся:

– Сию минуту чтобы были на моем берегу дедова озера!

Пронесся легкий вихрь, и вся честная компания оказалась на заросшем берегу чудесного маленького озера как из сказки.

«Не здесь ли Васнецов свою “Аленушку” писал?» – подумал Соловей.

– Не здесь, – неожиданно ответил Олег. – Времена не совпали. Но прудик знатный.

– Ты уже и мысли читаешь? – с опаской спросил Соловей.

– Картинка в голове нарисовалась, от тебя.

«Семимильными шагами обучается!» – с гордостью отметил Соловей.

Костерок уже горел, удочки снаряжены.

В предвкушении Отрывкин закинул удочку и стал наблюдать за поплавком.

Наблюдение за поплавком – это, надо вам сказать, отдельная история. Это не просто закинул и сидишь с удочкой – ну как оно там? Это и предвкушение, и тайный полет мысли, как ты эту рыбу тащить будешь, чтоб вытащить да снасть не порвать. И мечты о большой рыбе, пусть даже это карасик, и заранее ощущение тяжести удилища с рыбой, а не без. И, в конце концов, как ее будет много, этой выловленной рыбы.

Отрывкин, очевидно предавшись таким мечтам, пропустил поклевку и только после чувствительного тюк в затылок сердобольной Совой (посчитаемся!) попробовал подсечь. Снасть натянулась как струна и так же звенела.

– Врешь, не уйдешь, – с азартом бормотал Отрывкин, не думая о том, что за карась такой и какого размера может с такой силой клевать.

Но азарт! Отрывкин и подкручивал леску, и отпускал ее – ничего не получалось. Помог весь изнервничавшийся Лёва: схватил Отрывкина зубами за штанину и что есть силы потянул прочь от пруда. Штаны чуть не лопнули, удочка в дугу, а рыба как сидела в воде, так и сидела.

Тогда тоже занервничавшая Сова вместе с Соловьем что-то скрипнули-чирикнули на два голоса – и из воды пулей вылетела и шмякнулась на берег щука, килограммов на семь, вся полуседая какая-то. Удочка вообще отлетела в кусты.

– Давайте ее кувалдой забьем, – чирикнул кровожадно Соловей. – Что мясу пропадать?

– Ничего себе карасик! – изумленно пробормотал Отрывкин.

– Это где ж ты таких карасей-то видал, любезный? – не без сарказма ответила щука. – Некогда мне тут с вами прохлаждаться, загадывайте желание. Меня внуки ждут: сказку на ночь рассказываю. А тебя, мелкотравчатый, я запомню. Может, и себя желанием потешу, – ухмыльнулась щука.

– К-какое желание? «По щучьему велению, по моему хотению»? – заикаясь, спросил Лёва.

– Это в сказках так, – нравоучительно ответила щука, – у меня проще и современней. Давайте уже, не тяните.