– Воины, есть хотите? – окликнул он бойцов.

– Да, – одновременно отозвались Дава и Евграфов, прислонившиеся к большому дубу, у остальных сил на разговор не было.

– Тогда вперед, – сержант махнул рукой в сторону леса.

– Чего вперед? – не понял Васька.

– Лес прокормит вас, – пояснил Куликов, – тем более по осени. Разбудите в себе зверя, воины, и он добудет себе пропитание. Представьте, что вы лесные хищники.

Делать было нечего, солдаты разбрелись по лесу, и Дава постарался представить себя волком, который вышел на охоту. Поначалу ничего не происходило, он только пер напролом по темному лесу и наверняка распугивал всю окрестную дичь. Время от времени он выходил на небольшие полянки, где видел грибы и ягоды, но он не знал, съедобны ли они, и, переборов желание съесть их, двигался дальше. Сколько он так бродил, Дава не знал, три, может быть четыре, часа и, вот, окончательно обессилев, он просто рухнул наземь, в кучу палой листвы, закрыл глаза и провалился в сонную тревожную полудрему.

Сон его продолжался недолго, и вскоре он очнулся от холода. Мир вокруг него изменился, и поначалу Дава не понимал, что же изменилось. Что не так? Он привстал и, посмотрев на луну, только краешком выглядывающую из-за облаков, неожиданно для себя потянулся всем телом и завыл как волк.

– У-ууу-у! – разнесся по ночному темному лесу протяжный звук его голоса. Столько тоски, надежды и призыва к братьям было в его голосе, что он даже не удивился, когда услышал ответ.

– У-ууу-у! – пришло слева, с той стороны, куда ушел Евграфов.

– У-ууу-у! – раздалось справа, там был бывший лейтенант Таманской дивизии Перов, решивший попробовать поймать рыбу или рачков в устье лесного ручья.

Где-то вдали, в разных уголках леса, вторили им голоса остальных семи Меченых, и перекрывая их глас, от места последней стоянки пронесся громкий рык волка-вожака, который созывал своих братьев на охоту. Не раздумывая и полностью положившись на зверя внутри себя, наконец-то прорвавшегося сквозь все внутренние препоны души, Дава рванулся на зов. Мир вокруг солдата поменялся, как и сам Васька, все стало четче, резче и наполнилось досель неизвестными ему запахами и звуками. Сам он стал быстрее, зрение приспособилось к ночной темноте леса, и усталость пусть не пропала полностью, но отступила куда-то на второй план.

Перепрыгивая длинными и выверенными прыжками стволы поваленных деревьев, всего за несколько минут он достиг места, куда звал его вожак. Куликов стоял на середине полянки, и Дава, забывший человеческий язык, только издал некий рык и встал рядом с сержантом. Вскоре молодые Меченые были в сборе, и восемь быстрых смертельно опасных теней единым порывом метнулись в лес. Где-то там на водопой вышли олени, и каждый из «волков» знал, что это и есть их сегодняшняя добыча. Они пересекли ручей, пробежали около трех километров и с подветренной стороны влетели в стадо оленей, до последнего момента не чуявших для себя никакой опасности.

Вперед выскочил сержант, он прыгнул на шею молодого оленя и обрушил на его позвоночник мощный удар кулака. Испуганное стадо рванулось в стороны, и возле водопоя остались только люди, на время ставшие хищниками, и олень, ставший их добычей. Даве захотелось броситься вперед, впиться зубами в горло поверженного животного, дорваться до его вены и пить еще горячую кровь, но предостерегающий рык вожака, почуявшего этот позыв не только от него, говорил одно: «Всем стоять, смотреть и учиться».

Куликов подошел к горке сучьев, сложенных подле большого раскидистого дерева, растущего рядом с водопоем и, достав из кармана камуфляжа зажигалку, чиркнул ею и разжег костер. Вот здесь Даве стало не по себе, так как одна его сущность, звериная, говорила, что огонь опасен, а вторая, человеческая, уверяла в том, что так все и должно быть. В итоге, победила вера в вожака, который подозвал всех ближе, и молодые Меченые, впервые познавшие одну из граней своего Дара, послушались его. Они рассаживались вокруг костра и, глядя на огонь, постепенно вернулись в свое привычное человеческое состояние.