– Ты у меня спрашиваешь? – осведомился Велга.
– У всех. И у тебя тоже. Но, так как ты командир, то у тебя есть право ответить первым.
Александр задумался. Он очень быстро и отчетливо представил себя одного, без товарищей, среди этих странных, живущих двойной жизнью, людей. Чужое будущее. Очень похожее, но тоже чужое прошлое. Да, Хельмут прав. Для того, чтобы это понять, даже не нужна логика. Вполне достаточно чувства. А чувство было такое, что им действительно надо и дальше держаться друг друга. Идти вместе до конца. «До конца чего? – спросил он себя и тут же ответил. – Не знаю. Но думаю, что узнаю, когда дойду». И, когда он по капле испил это понимание до самого дна, и за горечью потерь ощутил сладость приобретений, все тут же встало на свои места. Они еще не прошли свой путь, они еще не вернулись домой. А значит, их война продолжается.
Велга огляделся и столкнулся с выжидательными взглядами солдат. Синими, карими, серыми…. И честный упрямый бунтарь Рудольф Майер, и нахальный, никогда не унывающий Валерка Стихарь, и спокойный гигант с нежной душой ребенка Михаил Малышев, и огненно-рыжий, злой в бою особой веселой злостью Курт Шнайдер, и основательный, молчаливый, надежный, как земля-кормилица Сергей Вешняк, и скромный умница Карл Хейниц, и даже, не входящая формально в их боевое подразделение, юная колдунья Анна, – все они смотрели на него так, словно от его ответа напрямую зависел их дальнейший путь, и пресловутая судьба. И вчерашний лютый враг, а нынче боевой товарищ и друг, обер-лейтенант вермахта Хельмут Дитц, этот длинный белобрысый саксонец, этот хитрый сентиментальный скептик, которому можно доверить собственную жизнь и смерть так же, как сын доверяет отцу подержать мороженное, чтобы завязать развязавшийся на ботинке шнурок, тоже смотрит в упор всепонимающими бледно-голубыми глазами и тоже (внутренне усмехаясь, з-зараза) ждет ответа. А что тут отвечать? Все, по-моему, ясно….
– Я вижу, вы очень легко нашли крайнего, – специальным «командирским» голосом сказал он. – Однако не надейтесь, что вам удастся отсидеться за нашими с Дитцем лейтенантскими спинами. У всех мнения спросим. А потом, как командиры, примем решение. Сам же могу сказать следующее. Я представил себе то, о чем говорит Хельмут: мы разбегаемся в разные стороны и начинаем жить обычной жизнью. Очень хорошо представил. И мне, то, что я себе представил, совсем не понравилось. Не знаю, можно ли объяснить мое чувство при помощи той доморощенной философии, которую нам тут развел господин обер-лейтенант, но знаю точно, что он прав. Каждый человек должен выполнить некую возложенную на него задачу. Возложенную Родиной, судьбой или им самим – не важно. Я ощущаю, что мы свою задачу еще не выполнили. Значит ее надо выполнить, вот и все. Какие будут по этому вопросу мнения?
– Что-то мне это напоминает, – подмигнул насупленному Майеру Валерка Стихарь. – Помнится, совсем недавно мы сидели у Герцога в кабинете и обсуждали похожую ситуацию.
– У Герцога все было ясно, – возразил Малышев. – Там было важное дело, за которое можно было браться, а можно было и не браться. А теперь у нас какое дело? Сплошная неопределенность.
– Вот-вот, – кивнул рыжей головой Шнайдер. – Меня, например, очень интересует следующий вопрос. Каким образом в этом мире зарабатывают деньги?
– А при чем тут это? – удивился Валерка. – Подумаешь, деньги… Говна-пирога!
– А при том, друг мой, – вступил в разговор Майер, – что здесь война ничего не спишет, поскольку войны тут нет. И в ближайшее время не предвидится. Те деньги, что нам оставил Николай, скоро закончатся. Как, впрочем, заканчиваются все и любые деньги. А дальше? Ты вот кто по профессии?