У меня пропал дар речи – я молча разводил руками на любой упрёк гинекологов, пытаясь осознать происходящее и думая о дальнейших проблемах. Кому скажи, теперь на смех поднимут. Пропустить сороковую неделю беременности. Как такое вообще возможно? Да, беременность отрицалась, но живот при таком сроке должен говорить сам за себя. У девушки же за беременность ничего не говорило. Разве мог тот комок жира, свисающий ниже пояса, содержать в себе плод. Ничего не понимаю.

Роддом для необследованных находится далеко, по дороге может родить. Остаётся ехать в тот, что рядом. А я не могу ждать. Звоню для консультации старшему врачу смены и предельно ясно объясняю ему всю ситуацию. Старший врач весьма недоволен моей безалаберностью и даёт распоряжение оставить беременную на попечение гинеколога, а самому ехать на следующий вызов. Если гинекологи договорятся с роддомом, то вызовут другую бригаду для перевозки.

Новая информация оказалась малоприятной для медиков приёмного покоя, теперь уже у них подкосились ноги. Быстрое развитие ситуации раскалило ситуацию до предела. Доктор начал заикаться, заговариваться, потерял уверенность в своих действиях. Он твёрдо понимает, что нужно как можно скорее переводить рожающую в роддом, но там не входят в положение дел, прося сперва сделать все обследования. Доктор белеет, обхватывает правой рукой лоб, пытается убедить кого-то по телефону войти в его положение, понять всю парадоксальность ситуации и, наконец, быть человеком. Как об стену. Без обследований не примут.

Всё это время пациентка сидела на смотровом кресле. Только сейчас она его покинула и стала одеваться. Другие медики вставляли свои реплики, пытаясь помочь доктору, поддержать его, выражая молчаливые мысли как мои, так и пациентки. Понять происходящее можно – трудно сказать разумное. Про меня уже договорились, что я подожду. Старший врач всё-таки согласился. Пациентку отправили на ультразвуковое исследование.

Идти нужно в соседний корпус. Предложил довезти, чтобы всё сделать быстрее, но пациентка отказывается. Она не выпускает пакет из рук. Остаётся её ждать.

Вернулась она довольно быстро. Шла обратно всё так же не выпуская пакет из рук, будто в нём находилось что-то жизненно важное. Вела её под руку медсестра. Прошли мимо меня, унося все бумаги гинекологу.

Внутри не утихают страсти. Эта история ещё долго будет пересказываться в их разговорах. Гинеколог пишет направление в роддом, задавая от волнения совсем уж несуразный вопрос: «„Врачом“ – через „о“ или через „ё“?», – в руках присутствует дрожь. Всё улажено, можно увозить.

Пациентка, теперь уже в статусе роженицы, постепенно становится всё более агрессивной. Она выражает недовольство сервисом, грубым к ней отношением, нежеланием понять её состояние, постоянными указаниями на то, что ей следует делать. Мне не хочется смотреть в её сторону. Отношение от благожелательного давно поменялось в сторону отрицательного. Зная о своей беременности, разыграла цирковое представление. Выставила дураком, в первую очередь меня. Не люблю, когда люди начинают во мне сомневаться.

Беременная сильно хлопает дверью автомобиля. Я прошу водителя как можно быстрее доехать до роддома. Он же не торопится. Ему не до конца ясна ситуация. Он притормаживает на светофоре, давая дорогу пешеходам, планируя ждать зелёный сигнал, чтобы пропустить помеху справа и продолжить движение. У меня начали сдавать нервы. Я всегда спокоен, но, как оказывается, не всегда.

– А работают ли они? – задал мне озадачивающий вопрос водитель, в ответ на повторение строгой просьбы продолжить движение, включив сирену и маячки.