Безуспешные попытки ее успокоить, которые предпринимал брат художницы на другом конце провода, злили Линду еще больше. Кровь прилила к голове. И хотя Клеменс не мог видеть свою сестру, он знал ее настолько хорошо, что по одной интонации сразу же догадался, что она покраснела. Ведь такое происходило с ней всякий раз, когда Линда приходила в возбужденное состояние.

– Успокойся, малышка, – сказал он голосом одного из героев столь любимого им фильма, повествующего о преступном мире Нью-Йорка. – Я все уладил, и тебе нечего больше бояться.

– Ага! – выдохнула в мобильник Линда. – А как ты объяснишь мокрое полотенце? Это точно почерк Дэнни!

«Дэнни, – одернула себя Линда. – Ну почему я продолжаю называть этого негодяя так ласково?»

От мысли, что она спала с подобной мразью, причем неоднократно, ей стало плохо. При этом Линда не могла отрицать, что об отвратительных качествах Дэнни ее не предупреждали.

«Насколько хорошо он выглядит, настолько плохо все закончится», – пророчески говорила ее мать.

Не остался в стороне и отец, который всегда попадал в самую точку, давая оценку людям: «Меня не оставляет ощущение, что он еще не показал свое истинное лицо».

При всей оторванности от жизни ее добропорядочных родителей, проводивших все свое время за проверкой школьных контрольных работ и на педагогических конференциях, за тридцать лет преподавательской работы разбираться в людях они все же научились. Во всяком случае, им не потребовалось обладать даром ясновидения, чтобы сразу понять, что отношения их дочери с Дэнни окончатся плохо. А ведь Даниэль Гааг, между прочим, был в числе авторов, произведения которых Линда иллюстрировала, причем одним из самых успешных. И поэтому можно было сказать, что он являлся в каком-то роде ее боссом, а интрижки с начальством, как известно, обычно заканчиваются плохо. Однако никто, в том числе и ее родители, не мог даже предположить, насколько плохо!

Все начиналось довольно безобидно, и надо признать, что в подобных случаях обычно именно так все и происходит. От Линды взрывной темперамент Даниэля, конечно, не укрылся. Однако поначалу она воспринимала его вспышки ревности с улыбкой. Особенно когда он, например, злился на ничего не значащий стандартный комплимент официанта или начинал упрекать ее в том, что она не слишком быстро ответила на его эсэмэску.

Линда осознавала, что ее прямота смущает парней. Она любила рассказывать грязные анекдоты, часто и громко смеялась, а также легко относилась к сексу и не стеснялась проявлять в постели инициативу. При этом после долгой танцевальной ночи в клубе девушке нравилось отправляться утром в Национальную галерею и проводить там своеобразные экскурсии. Надо было видеть, с каким интересом ловили незнакомые люди каждое слово Линды, когда она экспромтом начинала рассказывать о выставленных там произведениях искусства.

Парням, знавшим о ее эксцентричности, легко удавалось завоевать сердце девушки. Однако многие ухажеры быстро уставали и вскоре буквально валились с ног, а чтобы оправдать себя в собственных глазах, начинали распространять слухи о том, что Линда – просто сумасшедшая дешевая курица, легко прыгающая в постель к мужчинам. Но это не соответствовало действительности.

Линда так скоро прерывала свои знакомства по одной-единственной причине: она не могла долго выдерживать «заурядных экземпляров», то есть парней, которые не принимали такой образ жизни и не понимали ее юмора. Девушка даже разработала весьма примитивный тест, на основании которого уже в первую ночь определяла, имеют ли начинавшиеся отношения хоть какую-нибудь перспективу. А тест заключался вот в чем: как только покоренный ею молодой человек засыпал и отворачивался к стенке, она начинала яростно его тормошить. Когда же тот просыпался, Линда, не давая ему прийти в себя, наигранно грозным голосом спрашивала: