Я поняла, что в обследовании ничего страшного нет. Было просто не очень уютно, когда на живот намазали холодный гель, а так было вполне терпимо. Закончив, врач посмотрела на меня и покачала головой:

–Да как же тебя угораздило, дурочка? Ты про предохранение слышала?

Я часто заморгала, чувствуя себя полной идиоткой. Откуда мне вообще было знать про такие вещи, если не с кем это обсуждать? Даже когда проходили в школе параграф про размножение, я сидела пунцовая, как и другие девочки. Зато мальчишки были в диком восторге и прямо смаковали отдельные предложения из учебника, которые выучили чуть ли не наизусть. Потом ржали, как кони, когда заводили разговор на эту тему.

Наша учительница, сама смущенная донельзя, смогла лишь пролепетать, что нужно планировать семью, используя для этого доступные простые средства. Закадычный друг Петька, придурковатый Сашка Мокроусов, тут же продемонстрировали презерватив, вынув его из кармана. Весь класс просто упал со смеху, а учительница выбежала из кабинета. А я тогда не поняла, о каком воздушном шарике гоготал Сашка. Теперь понимаю, что он имел в виду. Только слишком уж поздно…

Я молча ждала, пока врач заполнит бумаги. Она с легкой неприязнью посмотрела на меня:

–Срок около пяти недель, можно обойтись малой кровью. Но точнее будет известно завтра.

Меня отвели снова в общую палату, где я устроилась на отдельной мягкой кровати и свернулась калачиком. Мне хотелось плакать. Было ощущение, что я снова маленькая и беспомощная, и рядом никого нет, кто мог бы помочь мне словом или делом. Вокруг меня сплошь чужие люди…

И тут я вспомнила про Ксюшу. Что она здесь делала? Судя по тому, как она закрыла лицо руками и выбежала прочь, она здесь оказалась не просто так. Неужели, как и я, пришла на аборт? Чем больше я над этим думала, тем больше склонялась к мысли, что права. Но только кто несет ответственность за беременность моей подруги?

–Эх, Ксюша, Ксюша, —прошептала я. – Ладно, у меня всегда была кривая дорожка, а тебя как угораздило?

Лишь после завтрака на следующий день я получила ответ на свой вопрос. Ксюша все-таки вернулась, и ее поселили в соседней палате. Она себя чувствовала очень неловко, когда я пришла к ней и села напротив.

–Привет, – сказала я. Ксюша отстраненно посмотрела на меня, как на совершенно чужого человека, и вздохнула.

–Что с тобой? —продолжала я. Подруга подняла голову, и я увидела, что она плачет. В ее глазах было столько боли, что я не выдержала. Хотела сначала включить обиду, вызвать в ней чувство вины, но эта боль… она меня просто доконала. Я обняла Ксюшу и прижала к себе, чувствуя, как ее тело содрогается от рыданий. Мы обе молчали, чтобы не испортить важный момент. Ксюша постепенно успокоилась, а я поняла, что сегодня впервые успокаивала подругу, а не наоборот. Хотя всю жизнь было именно так: это Ксюша вытирала мне слезы и выслушивала. Но сегодня, видимо, моя очередь…

–Я…—она не знала, с чего начать, а я чувствовала, что не нужно гнать лошадей. Иначе подруга вовсе замкнется в себе. Ксюша помолчала еще немного, потом уже более уверенным тоном проговорила:

–Дурой я оказалась, Викуся. Поверила, а он посмеялся надо мной. Узнал, что я беременна, и тут же его ветром сдуло. Его мать на днях принесла конверт с деньгами и дала адрес этой клиники. Сказала, что никто не будет задавать лишних вопросов… А ты здесь как оказалась?

Я не была готова рассказывать про Гошу. Точнее, о том, что встречалась с ним ради денег, чтобы сбежать от матери и хотела сделать себе небольшую финансовую подушку, прежде чем решиться на побег.