Из приматов наконец выработался человек. Он повел борьбу за существование со всем окружающим миром животных и растений, повел борьбу и в среде человеческого рода теми орудиями, которые для него приготовил животный мир, но он внес в эту борьбу и кое-что новое.

За кусок хлеба дрались голодные, когда ничто не обеспечивало каждого из них от голодной смерти. Это была борьба всех против всех, подобная той, которая имела место в первом фазисе существования органического мира. За эгоистическое наслаждение боролись дикие жуиры на островах Тихого океана, под портиками Древнего Рима, в салонах Парижа и в передних Зимнего дворца.

За личное обогащение борются до сих пор промышленники, биржевики, спекуляторы, не зная даже той инстинктивной солидарности с подобными себе, которая существует в муравейнике; продавая жен и детей, разоряя друзей, на что не был бы способен попугайчик, которого держит в клетке животное «высшего развития».

Буржуазия возвела этот фазис борьбы за существование в систему. Она выработала теорию беззастенчивого эгоизма до тонкости. Она положила всеобщую конкуренцию в основу науки (!) об общественном богатстве.

Она с радостью ухватилась и за труды Дарвина как за научное оправдание своей жизненной практики; зачерпнув грязными руками из источника науки воду, которая в ее руках сделалась грязною, буржуазия с восторгом объявила, что ее грязь присуща научной истине; и ее ученые, сознательно или бессознательно оправдывая сущность буржуазного строя, пришли наконец к тем торжественным «последним словам науки», которые мы с отвращением только что выписали для читателей.

Жалкие школьники не заметили, что из великих открытий Дарвина они уловили лишь один, самый низший фазис борьбы за существование и что сам животный мир до человека уже довел эту борьбу до иных, высших фазисов. Мы не сомневаемся, что жизненная теория современной просвещенной буржуазии не возвысилась над формою жизни самых низших существ органического мира; но может ли это относиться к социализму, который именно потому борется с буржуазией?

Подобно муравьям и пчелам люди выработали инстинктивную солидарность как оружие в борьбе за существование общества. Они шли автоматически умирать за племя, за предание отцов, за царей, которых никогда не видели и бытие которых отзывалось на их жизнь лишь страданиями, за государство, которое высасывало из них последнюю копейку. И эта инстинктивная солидарность была могучим оружием в борьбе общества. Она поддерживала бытие групп, которые давно должны были бы развалиться. Она доставляла торжество преданиям, потерявшим всякий смысл.

Она облекала ореолом славы державы хищников, которых трудно даже назвать людьми.

Подобно птицам и братьям-млекопитающим человек вел борьбу не только за существование, но за наслаждение и за увеличение своих наслаждений. Для наслаждения он готов был рисковать своим существованием, готов был и жертвовать им. Для высшего наслаждения он готов был отречься от низших. А между человеческими наслаждениями одним из высших явилась прочувствованная солидарность связующего аффекта, солидарность любви.

Вся история полна безумными жертвами и геройскими подвигами прочувствованной солидарности, весьма часто неосмысленной, весьма часто обращенной на недостойные существа, но придающей громадную силу, непобедимую энергию тому, кого аффект вел в бой за любимых людей.

И в борьбе человеческих групп за существование та группа, члены которой были связаны самой прочной привязанностью, наиболее страстно прочувствованной солидарностью, имела значительное преимущество пред группами, где не было никакой связи, но и пред теми, которых связывали лишь привычка и предание. Любовь, связующая личности группы, была историческою силою для поддержания существования, для расширения благоденствия группы, ею скрепленной.