Врать Тересии было неприятно – почти как врать ребенку, верящему тебе до последнего и ждущему от тебя самого хорошего, но в тот момент мне вдруг расхотелось произносить любые слова. Я не то позорно сбежала, спихнув это вранье на другого человека, не то отступила, решив, что сбегу через тайные коридоры дома и спрячусь в своей комнате, под одеялом. Пока же я сидела одна за большим, рассчитанным на целую семью столом, пила чай, который, по заверениям Моул, старшей горничной, должен был помочь мне от головной боли – пусть и выдуманной, – и пыталась понять, что произошло.

Я не услышала, как открылась дверь, и очнулась только, когда Ренар сел напротив меня, очень серьезный, и сложил руки на столе, подперев ладонью подбородок.

– Леди Присцилла отпустила тебя живой, – сказал он. – Как обычно. Но что-то в этот раз, кажется, пошло не так.

Я сделала еще глоток чая, пытаясь решить для себя, можно ли рассказывать некоторые подробности Ренару. Ренару, который и так знал куда больше, чем я сама.

– Давай, рассказывай, – под столом он вроде бы случайно задел меня ногой.

– Леди Присцилла, – сказала я, – попросила меня погасить свечу с помощью магии.

– И ты справилась?

В этом было больше утверждения, чем вопроса.

– Я, по словам леди Присциллы, решила задачу нетривиально, – кивнула я.

– И как же? – он чуть приподнял брови, улыбаясь.

– Она просила не разглашать подробности, но, скажем, я подумала, что темнота может сгуститься так сильно, что у огня просто не будет возможности продолжать гореть, – я говорила тихо и быстро, боясь, что в столовую зайдет кто-то из слуг или сама Тересия, которой вздумается еще раз уточнить, как у меня дела. – Ну и… оно получилось. Внезапно. У меня получилось колдовать, но я чувствую себя так, словно вляпалась в очередную неприятность.

Моя рука сначала взметнулась вверх, очертила круг в воздухе, и снова опустилась на скатерть – ладонью вниз, пальцы сложены лодочкой, словно я пытаюсь спрятать что-то живое, шевелящееся рядом с кожей, жука, бабочку – или огонь.

Ренар вздохнул, явно не собираясь впечатляться моими успехами, и протянул руку, чтобы погладить мои пальцы.

– Иди спать, – все так же серьезно сказал он. – Слишком много всего для тебя одной сегодня.

Я задумчиво смотрела на его пальцы поверх моих пальцев и пыталась поймать за хвост ускользающую мысль. Мысль была не очень приятной. Я сдвинула брови, хмурясь, и почувствовала, что выдуманная головная боль начала становиться вполне реальной.

– Я опять сделала что-то не так, – сказала я.

– Ну, сделала и сделала, – Ренар пожал плечами. – Я вон сегодня чуть не попался, когда Тересия заметила исчезновение дамы шпаг. А ты неплохо справилась с тем, чему тебя, замечу, никто раньше не учил.

Я улыбнулась, почти просияла.

– Спасибо.

Я проснулась и села в кровати быстрее, чем Ахо успел поднять голову и посмотреть на меня, чуть щуря светящиеся глаза. Резкое движение, видимо, прогнало сон окончательно, и мы с котом-фэйри уставились друг на друга, не зная, что делать дальше.

– Снятся кошмары, человечье дитя? – раздалось рядом.

Я промолчала в ответ. Мне правда снился неприятный сон – про темноту, которая поселилась в библиотеке, между полок, на них и внутри них, потому что одна девочка имела неосторожность призвать эту тьму снаружи, из-за окна, ведущего в сад – и еще черт знает куда. Это был просто сон, жутковатый и яркий, от него хотелось выпить чаю или поговорить с кем-нибудь, чтобы картинка из головы поблекла и исчезла. Не один из тех снов, о которых я должна была рассказывать, потому что они могли означать опасность.