Я смеюсь, чтоб потом не рыдать.

Я привык улыбаться и слышать,

Что ребенком мне больше не стать.

* * *

Упряжка лет рванула вскачь.

Я бросил вожжи под колеса.

Ухабы бед и неудач

Меня бросали по откосам.

Мне ветер душу разрывал,

Капканы ставил.

А я упряжкою играл

И волю славил.

Я не извозчик на возу,

Я птица неба.

Оно мне дарит бирюзу

И ломоть хлеба.

ПОЛОНЕЗ

В доме тихо и тепло.

К потолку пристыли будни.

На душе моей светло,

Я дышу тобой как путник,

Упоенный первым светом

Солнечных лучей.

Вроде твой по всем приметам

И уже ничей.

Хлопнув дверью, ухожу

В тихую прохладу.

Возвращеньем дорожу,

Трезвый до упаду.

Стены шаткие плывут,

Месяц на ладонях.

Звезды тихо упадут

На небесных склонах.

Улыбается рассвет

В соловьиной трели,

Утро поднимает плед

И встает с постели.

Будни падают с небес,

Растворяют ласки.

Умолкает полонез

Королевской сказки.

ЗАВИСТЬ

Я не успел, не смог, не захотел,

Не обернулся и не смог вернуться.

Сквозь неудачи день свой проглядел,

В свой ясный день я не успел проснуться.

Проснуться радостным среди забытых дел,

С любовью к радости и с болью в ссоре.

Но видно, опоздал и не успел

Шагнуть назад и отступить от горя.

Я и застыл у темного окна

Средь недосказанных, далеких строчек.

Вся жизнь моя теперь уже сполна

Забита массой запятых и точек.

Без лишних слов и ясности в душе

Пустеет память, словно стерта запись.

Наверное, в моем карандаше

Твердеет грифель, его точит зависть.

МИМОЛЕТКА

Зацепилась мысль за ветки,

Дальше в небо не летит.

Видно, мысли о соседке –

Свет в ее окне горит.

Мне б зайти на чашку чая,

Угостить ее вином.

Мысли сами отвечают:

– Оставайся за окном.

* * *

Создатель зажег в изголовье

Звезды безымянной лампаду

За упокой, за здоровье,

За вечную счастья усладу.

Даруя мне свет безответно,

Колдует на тайнах планет.

И ветром шальным, чуть заметно,

Листает новейший завет.

ХАКАСИЯ

Такой красоты на свете

Нигде не встречал в упор.

Мне руки щекочет ветер,

Растут облака из гор.

А горы корнями сели

В нездешнюю грусть. Саяны.

Я на груди Енисея

Сибирским простором пьяный.

* * *

Луна стоит на пригорке

И примеряет, как платье,

Цвет апельсиновой корки,

И не имеет понятья

О вечности этих нарядов.

Веками затерто убранство,

Усыпано звездным каскадом

Нелатанных дыр постоянство.

Я б черные дыры заштопал

Своими простыми руками,

Если бы вечер не хлопал

По пальцам дождем и ветрами.

* * *

Вспугнув удачу шелестом страниц,

Захлопнув Библию с закладкой,

Не обзвонив и четверти больниц,

Я в морг звоню, терзаемый догадкой.

Где позабыл, кому я продал душу.

Не проиграл, не бился об заклад,

Не сдал в ломбард, не влек наружу,

Но вывернут. Утерян ценный клад.

В густом дыму пытаюсь выбить раму,

Хочу найти незапертую дверь.

Хотя… не стоит. Выходить не стану.

Души здесь нет. Она легка теперь.

* * *

Великие, талантливые классики,

Когда-то были шумными детьми.

Играли в салочки и классики,

Росли с обычными людьми.

И, как у всех, бывали шалости,

Разбитые коленки и носы.

Порою не хватало малости –

Пойти в кино, но не росли усы.

Потом уже другие тягости:

Усы – седы, а голова блестит.

И нет уже той детской радости

От звонкой мелочи в горсти.

* * *

Сегодня тихо и морозно.

Шагнуть бы в холод до утра.

Свой след оставить осторожно

На белом острове двора.

Нетронутое заспанное море

Сугробов с пышным холодком.

Я –на белеющем просторе –

Зрачок на яблоке глазном.

Ночь смотрит окнами чужими

На темный странный силуэт,

Среди домов иль между ними

Оставив одинокий след.

ЭТОГО МАЛО

Я широких просторов не знал,

Знал лишь волю, но этого мало.

К колючим ветрам припадал,

Словно к стенам, но стены ломало.

Я врывался в пустоты небес,

И зубами вгрызался в планету.

Перевидел немало чудес,

Но мне мелким казалось все это.

На больничной кровати, на дню