– Я никогда не гуляю по утрам, – ответила женщина. – Я люблю поспать. Ночью смотрю кино… Есть хорошие фильмы. Я сова.

– Сейчас семь утра…

– Семь утра? – Женщина остановилась, уставившись в землю. – Не понимаю… Вы сказали, Нина? Вашу маму зовут Елена?

– Нет.

– Кто ваши родители? Я их знаю?

– У меня нет родителей… Так получилось.

– Вам снятся сны?

– Иногда. Какие?

– Что вы убегаете. Чьи-то шаги… Что вы без одежды… Всякие. Непонятные… Странные… Незнакомые места и люди… – Она надолго замолчала. Посмотрела на девушку и добавила: – Даже когда вы не спите.

Нина промолчала.

Они вышли из парка. Народу на проспекте было немного. Все было еще закрыто. Проехала поливальная машина, и резко запахло мокрым асфальтом.

– По-моему, мы пришли. Это ваш дом? Вот банк!

Женщина оглянулась, словно хотела убедиться, что они одни на пустой улице.

– Да! Сюда, – она устремилась под арку. – Здесь!

Женщина порылась в сумочке, достала ключи, протянула Нине. Девушка заметила, что у нее дрожат руки.

– Дом двадцать четыре.

– Может, позвонить по домофону?

– Там никого нет. Длинный желтый ключ… Код я не помню. Можно открыть ключом.

…Они медленно поднимались по лестнице. Второй этаж, третий. Нине было не по себе. В доме стояла глубокая вязкая тишина, казалось, он вымер. Старый домина с толстыми стенами, убивай, никто не услышит. Здесь жили, смеялись, плакали и страдали тысячи людей… Сколько ему? Лет семьдесят? Больше? Сто? И она действительно здесь живет – эта Елизавета-Элиза?

– Здесь! – Женщина остановилась перед квартирой с золотой цифрой девять. – Дайте!

Она взяла связку ключей, выбрала нужный.

– По-моему, дверь не заперта, – сказала Нина.

Женщина повернулась к ней. В глазах проскользнуло что-то… Неуверенность? Удивление? Страх?

– Сквозняк, – объяснила Нина, протягивая руку к щели между дверью и косяком. Нажала на ручку, и дверь подалась. – Вот видите. Вы забыли запереть.

Женщина, помедлив, переступила порог. В прихожей было темно. Она нашарила выключатель. Под потолком вспыхнула люстра, осветив большую прихожую со шкафами красного дерева, громадным зеркалом в богатом золоте и яркой афишей боя быков в Памплоне в черной узкой раме. Аделина пряталась позади и настороженно принюхивалась к запахам чужого жилья.

– Это ваш дом? – вырвалось у Нины. – Вы здесь живете? Одна?

– Одна. Никого больше нет. Хотите кофе? Нина, да? – Казалось, женщина стала приходить в себя. Речь ее сделалась связной, и выглядела она увереннее. – Проходите в гостиную!

Она махнула рукой:

– Я сейчас!

Нина вошла в гостиную. Это была большая комната с богатой лепниной на потолке, старинным резным буфетом под потолок и царским столом с массивными стульями, обитыми полосатой красно-зеленой тканью. Гипюр на окнах, тяжелые зеленые шторы, два высоких торшера, картины, китайские вазы…

Нина опустилась на кожаный диван с десятком ковровых подушек. Ей казалось, она попала в музей. Аделина робко жалась к ее ногам.

Елизавета появилась на пороге с подносом. В комнате запахло кофе.

– Вот, пожалуйста! Я еще не завтракала. Я утром только кофе и сыр. Хотите бутерброд?

– Ну что вы, не нужно! – Нина вскочила, чтобы помочь. – Я тоже утром не ем, завтракаю часов в двенадцать, не раньше.

– Вы тоже сова?

Нина кивнула:

– Люблю работать по ночам.

– Правда? А где вы работаете?

– Я копирайтер, работаю дома.

– Кто?

– Сочиняю рекламу на всякие товары.

– Как интересно! Я уверена, что видела вас раньше. Правда, не знала, что у вас собачка. Вы с четвертого этажа, я вспомнила. Может, дать ей мяса?

Женщина уже не производила впечатления потерянной, она пришла в себя. Хотя иногда замолкала и сосредоточенно смотрела в пол, словно пытаясь вспомнить что-то.