Эмоциональная вспышка отобрала все остатки сил. Её окровавленные губы всё ещё шевелились, раз за разом повторяя одну и ту же фразу, словно мантру, до тех пор, пока и глаза не канули во мрак.

Наверное, она ещё несколько раз приходила в сознание до того, как её привезли в больницу. А может, и нет. Аня уже не могла провести границу между реальностью и галлюцинациями. Например, она чётко помнила крышу машины «Скорой помощи» и склонившееся над ней лицо симпатичной медицинской сестры. Или молодой девушки-врача, кто знает? Зато присутствие в машине Кристины-Носителя, которая стояла возле задних дверей, опершись на них спиной и скрестив на груди руки, и молча смотрела на неё сочувствующим взглядом, скорее всего, было видением. А вот отдаляющаяся по мере того, как её увозили куда-то на каталке, картина стоящих вместе её родителей, Лизы, Кости и Кристины (обычной) с Алисой (выглядящей в точности так, какой она её помнила в прошлой жизни) вызывала затруднения в определении реальности/галлюцинации. Ведь если присутствие её семьи и Кости было вполне объяснимо, то что в больнице делали сёстры Ростины, было совершенно непонятно.

Потом очень долго она не видела ничего. Боль куда-то ушла. Видимо, подействовали обезболивающие. Аня просто висела в пустоте, вновь терзаясь острейшим дежа-вю. Ведь точно так же она пребывала Нигде после того как умерла в прошлой жизни. И, хотя по словам Носителя Тьмы, это было только окончанием её жизни в том мире, Аня так до конца и не осознала разницу между понятиями «смерть» и «окончание жизни». Ведь любой человек, спроси его об этом, ответит, что это одно и то же. Однако разница всё-таки существовала, раз она до сих пор дышит. Хотя, может, она и не дышит уже вовсе? Может быть, она умерла на больничном столе? Хотя вряд ли, ведь в прошлый раз после «смерти» она ничего не помнила о себе. А сейчас с памятью было всё в порядке. Или в этом мире и посмертие отличается от того, в котором ей пришлось побывать? Тот мир, этот мир… голова уже кругом идёт, подумала Аня. А если я и здесь сыграю в ящик, то куда попаду? К динозаврам? Или наоборот, в далёкое будущее? На какую-нибудь далёкую космическую станцию около Бетельгейзе, например, где она будет отстреливать из зенитных болтеров нелегальных мигрантов из Магеллановых облаков. Во славу Императора Человечества, естественно. А когда станцию уничтожит выстрел Звезды Смерти, её забросит ещё куда-нибудь… И так до бесконечности. Нескончаемая вереница миров, времён и перерождений, ведь по-настоящему умереть она, как ей не раз уже говорили Носители и во что она, кажется, начинает потихоньку верить, не может. Вот если бы к такому бессмертию добавить полную неспособность чувствовать боль, было бы и вовсе замечательно.

На этой мечтательной мысли она и открыла глаза. Вернее, это только так говорится, что открыла. На самом деле это простенькое движение веками заняло у Ани секунд десять.

Чистые белые стены и потолок. Она подключена к какому-то медицинскому аппарату, о назначении которого она, конечно же, понятия не имеет. В вены на обеих руках воткнуты катетеры. Поступает ли сейчас в неё что-либо через них, она разобрать не может. Тело от ног до самой шеи накрыто не то покрывалом, не то одеялом, поэтому полюбоваться своим телом после обработки кулаками и ногами Аня сейчас не может. Не увидев на себе ничего интересного, она осмотрела палату.

Рядом с постелью помимо аппарата с кривыми её пульса (кардиомонитор, вспомнила она название), температуры и всего прочего, интересующего медиков, но совершенно неинтересного ей, стоит тумбочка с торшером. Сейчас лампа едва горит, освещая палату тёплым, рассеянным светом. Возле тумбочки – медицинская тележка с какими-то инструментами и препаратами. Рассмотреть подробно с кровати невозможно. Белые стены, белый потолок, пол с кровати, конечно же, не видно. А рядом с дверью – кушетка, на которой сидят Лиза и Костя. Вернее, сидит только Костя. Лиза лежала, пристроив голову у него на коленях. Закрытые глаза и ровное дыхание говорит о том, что оба спят. Как и о том, что находятся тут они уже довольно долго.