Для прощения нужно принятие, понимание, переформатирование всего нашего внутреннего пространства, оно не может произойти по щелчку пальцев, только потому, что мы этого захотели. Наше желание простить может наткнуться на внутреннее сопротивление, и тогда мы столкнемся с проблемами в разы большими, чем понимание, что мы – нелюбимые дети, вернемся на исходную точку.


Если у нас хватает духу не верить услужливому окружению, прописанным догмам, то мы оказываемся в изоляции. Нам никто не верит, не сочувствует, нас осуждают. Вакуум делает нас изгоями. По сути, неприятие матери становится своего рода проклятьем. Мы ощущаем оторванность, одиночество. Стать изгоем добровольно – сложное решение, вынужденная аскеза может стать невыносимой задачей. И мы уже готовы отказаться от целей познакомиться с реальностью своей жизни, решимость трескается, и в образовавшиеся щели полезли сомнения.


Наташа К., 48 лет: «Помню, как попыталась поговорить с подругой мамы о том, что чувствую. Я выбрала для разговора ее, так как помнила, она страдала оттого, что у нее была мама „со сложным характером“. Мама была бы в восторге, узнав, как ее подруга накинулась на меня, если бы нас не разделяло расстояние, наверное, она бы вцепилась мне в горло. Она кидалась в меня обвинениями, как камнями. Кричала, что я неблагодарная тварь. Хуже меня нет дочери в природе!»


Скорее всего, женщина себе запрещала думать о своей матери плохо, а тут она наткнулась на того, кто себе это позволил. Ее очевидная злость связана с тем, что на себя она злиться за собственные запреты и ограничения не может, не выдержит аутоагрессии, поэтому направила ее на другого человека. Отчасти это ее убеждает, что, в отличие от других, она-то «хорошая и правильная дочь». Так как она терпит ту мать, которая у нее есть. «Бог терпел и нам велел», поэтому «улыбаемся и машем». Лучше сохранить видимость мира и счастья в семье, чем разгребать завалы и буреломы. Критика матери выглядит как надругательство и предательство.


Наташа К., 48 лет:

– Я все пытаюсь достать из глубин своей памяти что-то хорошее, вспоминая о матери. Веришь – не могу! Мы гуляли, ходили в музей, театр. Но сколько раз это было? Помню вкусные эклеры, которые продавались в ларьке у дома. Я их так любила. Теперь на дух не выношу. Пытаюсь себе доказать, что мама не была законченным монстром, убедить себя, что нет смысла ее демонизировать. Каждый человек несет в себе что-то хорошее. Ищу и не нахожу. Моя память стерла все сценки «милоты» или их просто не было? Но так не бывает. Что мне сейчас делать? Снова почувствовать себя плохой дочерью? Нет, такой радости я не доставлю никому.

– Вы испытываете стыд, есть внутренняя потребность идти снова искать что-то хорошее?

– Нет, я испытываю злость и грусть.

– На кого злость?

– На мать.


Уже легче, если мы не боимся признаться в своих чувствах. Видна трансформация: мы перестаем искать оправдания, принимаем все как есть. Хотя будем делать попытку оправдать своих матерей не раз, не два, защищая даже не реальную мать, а тот образ, который живет внутри нас, чтобы окончательно не расшатать и не сломать свою опору. Вспомним про их тяжелое детство (у них самих были «трудные матери»), про обстоятельства их жизненных коллизий. Все это, без сомнения, повлияло на них. Но может ли это оправдать их бездушие, холодность, черствость к нам? Нужно ли наказывать эмоциональным голодом ребенка только потому, что сам испытал его в детстве?


Лена К., 36 лет. «У меня было ощущение, что у моей матери день пропал даром, если она не нашла, за что на меня наорать. Я кожей чувствовала, когда открывала дверь, ее настроение. Бежала как мышка в свою комнату и всеми силами старалась не попасть ей на глаза. Но это меня не спасало. Она выволакивала меня из убежища и кричала, что я такая же гадина, как мой отец, он только меня любит, а до нее нет никакого дела».