На следующий день, уладив торговые дела, он в сопровождении помощника, кадия, писца и тибетского монаха прогуливался по улочкам Тараза.

– Вы посмотрите, здесь нет ни единой улочки, ни дома, в котором не было бы сада, – удивлялся Хасан, вертя головой в разные стороны. – Наверное, если посмотреть на город с крепостной стены, то домов не увидишь, все закрыто садами и фруктовыми деревьями.

– Я тоже это заметил, – сказал Аяр, проходя мимо глиняного дувала,

Он остановился перед веткой яблони, свесившейся через забор под тяжестью спелых плодов. Ибрагим тоже остановился перед ароматными и аппетитными плодами и произнес:

– Наверное, так выглядит Рай!

Едва Салим подумал, сорвут ли его спутники фрукты с дерева в чужом саду, как из-за дувала выглянула женская голова, укрытая цветным шерстяным платком.

– Угощайтесь яблоками, ешьте сколько пожелаете, – мягко предложила хозяйка, с любопытством разглядывая гостей черными, подведенными сурьмой, глазами. – Вы гости нашего города, посланные Всевышним!

– Благодарим вас, да будет доволен вами Аллах! – хором сказали Хасан и Ибрагим, срывая яблоки.

Так происходило почти всякий раз, когда путешественники проходили мимо садов с созревшими фруктами. Местные жители выходили из домов и угощали гостей, приговаривая: «Кыдырма конак!»

– Поистине, жители этого города благовоспитанны! – восхитился Аяр после очередного угощения.

– Они еще помнят традиции предков, – заметил Салим, направляясь по знакомой улице, ведущей к гончарному кварталу.

– Я хочу узнать, трудится ли еще мастер Кадыр, чьи изделия я видел в Баласагуне, – пояснил он спутникам.

В первой же гончарной мастерской Салим поинтересовался, знают ли они мастера Кадыра.

– К сожалению, он покинул наш бренный мир, да упокоится его душа в раю, – сказал, не отрываясь от работы ремесленник. – Но, у него остались ученики. Вы сможете найти их в конце квартала, узнаете по тамге на двери.

В гончарном квартале было шумно от деревянных колотушек. Клубящийся дым выходил из всех печек и очагов, создавая сизую пелену, от которой слезились глаза. Едва различимая в дыму старая дверь с тамгой мастера Кадыра была приоткрыта и Хасан, постучав медным кольцом, висевшим у входа, первым вошел внутрь.

Они оказались в небольшом помещении, где на полках вдоль стен стояли готовые чаши, сосуды, хумы, сделанные разными способами; с политой прозрачной, белой, зеленой глазурью, расписанные растительным орнаментом, гравированные и тисненные по сырой глине. Тут же, находилась еще не обработанная посуда, только вышедшая из обжига. В комнате было душно от очага и влажно от высыхающей глины. Стоял стойкий запах свежей краски.

– Добро пожаловать в мастерскую Кадыр-уста! – Испачканный глиной юноша вышел им навстречу, из соседней комнаты.

– Меня интересуют изделия вашего мастера, – после приветствия, сказал Салим. – Храните ли вы и продолжаете его дело?

Он обратил внимание на полку с чашами, выполненными в стиле таразского мастера.

– Да, вижу, это тот же почерк! – Не дожидаясь ответа, он подошел и взял в руки такую же чашу, какую видел в Баласагуне.

– Мастер Кадыр-уста очень строго следил за работой своих учеников, и, бывало, сурово наказывал их, если они плохо следовали его наставлениям, – рассказывал юноша, очищая остатки засохшей глины с рук. – Очень трудно было попасть к нему в подмастерья!

– Его изделия разошлись по дальним городам и это – заслуженная слава! – Салим взял другую чашу, политую зеленоватой блестящей глазурью. – Здоровья вашим рукам, вы достойно продолжаете его дело!

Потом, повернувшись к своим спутникам, сказал: