В комнате повисло напряжение. Салим взглянул на своих спутников, пытаясь понять их настроение, однако они не проявляли никакого интереса к беседе. Хасан разглядывал вазы, Аяр вел свои записи, а Ибрагим пытался разглядеть поющих в саду птиц.

В Дуньхуане существовал порядок: иноземным гостям запрещалось находиться на улицах города после заката солнца. Зная об этом, Салим со спутниками поспешили покинуть усадьбу сунского сановника. На прощание они вежливо поблагодарили хозяина.

Как только гости вышли за порог, сановник Гэ Шу уселся удобнее и тряхнул медным колокольчиком. На звон из-за ширмы вышел человек по облику похожий на тибетского монаха. Поклонившись, он смиренно встал перед Гэ Шу.

– Ты все внимательно слушал, Лу Шань?

– Да, господин, я ничего не упустил, – монах сложил ладони перед собой.

– Ты понял, что эти тюрки себе на уме? Мало того, что раньше они облагали данью караваны, нанимались в охрану, так теперь еще желают участвовать в торговле! Они что, хотят быть наравне с согдийцами? Видимо, что-то происходит в Западном Крае. Поручаю тебе присоединиться к их каравану под видом лекаря и побывать в их городах. Мне интересно знать, что происходит в Таразе, Отраре, Яссах, Самарканде и дальше – до самого Мерва.

– Будет исполнено, – преданно поклонился Лу Шань. – Что именно мне нужно узнать? И как я буду передавать сведения?

– В Таразе найдешь лавочника, Субхи. Он сын ханьца и уйгурки. Служит согдийскому торговому дому, а заодно и мне. Я снабжаю его шелком через проходящие караваны, но в последнее время от него не было вестей. Когда встретишь его, покажи вот это. – Сановник протянул монаху половинку монеты. – У него вторая половина. Он поймет, кто ты и расскажет, как переправлять донесения.

Лу Шуань бережно взял монету, осмотрел ее и спрятал глубоко в складках своего одеяния.

– Меня и канцелярию нашей столицы интересуют все, чем заняты тюрки, какие у них планы, не только военные, но и торговые. Состояние их городов. Рынки. Дороги. Постарайся попасть к их правителям, используя свое врачебное знания. К их женам, матерям. Женщины, как правило, болтливы. Действуй мягко, терпеливо. Не спеши. У тебя много времени. Не торопись возвращаться.

Тем временем отрарский купец занимался обменом и покупкой товаров. Ему оказали помощь вездесущие согдийцы, которых в Дуньхуане было немало. Одному из них, Кишику, Салим привез письмо и посылку от родственника Ратмиша из Баласагуна. Он прочитал зашифрованное послание, проверил содержимое посылки и заметно повеселел.

– Я так рад весточки из родного города! Так скучал по нашим сушенным абрикосами и инжиру! Здесь такой не сыщешь ни за какие деньги!

Салим с улыбкой слушал его и кивал головой, зная, чему именно был рад согдиец. Отрарец прекрасно понимал, что природная сметливость, изящная изворотливость и удивительная находчивость согдийцев позволяли им занять такое важное место на Великой торговой дороге. Их мягкая манера вести переговоры, знание многих языков, тактичное убеждение и взаимовыгодные предложения открывали двери в самых разных странах и дворцах.

В знак признательности Кишик помогал отрарцу с покупкой шелка.

– Будьте бдительны! – предупредил он, – Ханьцы норовят всунуть иноземным купцам крестьянский шелк. Я научу вас, как различать их.

– Наши люди, согдийцы, проникли во все сферы жизнедеятельности города, есть среди чиновников, служащих города, воинов, купцов, менял, кредиторов. Вся документация в городе ведется на двух языках – согдийском и ханьском, – рассказывал Киши, сопровождая Салима в прогулках по Дуньхуану.

Составляя тщательный список закупок, Салим вслух поучал своего помощника: