– В посёлке три учреждения дополнительного образования, детская коррекционная школа, шесть садиков и три средних школы, – мэр предъявил доказательства обилия бюджетников.

– Пятое. Кто вам разрешил собирать массу команд на турнир? Вы согласовали его с комитетом по спорту при администрации города? Знаю, не согласовали. Я говорила с председателем городского спорткомитета, он не в курсе ваших неожиданных соревнований. Почему не согласовали? А с больницей? Медработник на соревнованиях будет? Вдруг кому-то станет плохо? – всё строже и строже выговаривала ответственная чиновница. – Шестое. Вы зарегистрированы как общественная организация? Нет? Вы обращались в военкомат? Взаимодействовали? Нет! Сами везде ходите, что-то копаете, что-то требуете, народ баламутите. Добровольно ли? Интересно, а на какие средства ваша организация функционирует? Кто вас спонсирует? Какие цели ваш спонсор преследует дестабилизацией гражданского общества? Потрудитесь ответить быстро и внятно, у меня на вас не более четверти часа!

Мы растеряно смотрели ей в сохлый рот, ловили вылетающие слова. Не поймали. Своим уверенным наездом она морально придавила нас к полу, шипя едкой кислотой, разъела хорошее настроение, заставила потеряться в собственных мыслях.

Своё дело тётка знала, факт. Унизив нас нашей неподготовленностью к разгромному поражению, дамочка сидела, довольно потирая кончиками пальцев края цветастого старческого платка, накинутого на шею сзади.

– Цели у нас одни! Моральная, психологическая и материальная поддержка ветеранов локальных войн и членов их семей, патриотическое воспитание молодёжи! Никаких скрытых политических амбиций нет, – робко оборвал зазвеневшую тишину Бабай. – Никого мы не прикрываем. Никто нас не финансирует.

– Установкой мемориальной доски мы хотим напомнить о павшем герое не родителям, а обществу, которое старается нас забыть как можно быстрее, – короткостриженый, со сжатыми в молотки кулаками, крепыш Валера поднялся на ноги. – Для его родителей, как и для нас, важна память! И если вы этого не понимаете…

– Молодой человек, говорите сидя, мне на вас неудобно смотреть снизу вверх! – приказным тоном попросила фиолетовая женщина. – И не повышайте голос! У меня со слухом нормально! Мне демагогия не нужна. Давайте чёткие ответы на заданные вопросы!

– Вы действительно не понимаете, – Валера в сердцах махнул кулаком у носов ни издающих ни звука заместителей мэра. – Или притворяетесь! Вам так удобней! И не валите на проблемы с пенсионерами и инвалидами, решать их проблемы – это ваша работа! Подозреваю, вы и с ними обращаетесь так же, как с нами!

– Где ваши аргументы и факты? Ваши обвинения – голословны! Администрация заботится об инвалидах и стариках по мере сил и возможностей, – завизжал мэр, выстреливая слова с сильным татарским акцентом. Когда он терял самообладание, всегда путал русские слова с татарскими, и говорил скороговоркой с акцентом.

– Мы с вами не слышим друг друга, – Валера насупился, казалось, он готов боднуть заплутавшего в своих посулах чиновника.

Мэр испугался. Его щёки прибрели цвет, идентичный волосам городской чинуши. Он буквально ракетой подлетел со своего места. Тыча указательными пальцами обеих рук в освободившееся кресло, мэр закричал:

– Если вы думаете, что сумеете справляться с должностными обязанностями руководителя посёлка лучше, чем я, я готов уступить вам своё место!

– Ни стыда у вас, ни совести, одни штампы, отмазки и обвинения, – Валера, двумя двухметровыми шагами скакнул к выходу. – Вы обвиняете нас в собственных страхах потерять ваши должности. До свидания!