«Достаточно» - тихо сказал мужчина, и немного отстранил Эмму от себя. Железными руками взял под плечи, и подтянул к себе. Положил на кровать, лицом вниз, и тут же оказался сверху.

Ресницы дрожали, меж губ проходила тонкая ниточка слюны. Она чувствовала, как он задирал ей сарафан. Как трогал пальцами ягодицы, и приспускал бельё до коленей. Чувствовала, как медленно протискивался внутрь толстый член, и становилось так приятно, что закатывались глаза. Зубами Фастер хваталась за подушку, чтобы сдержать тяжелые стоны. Глубокие проникновения, медленные, и сладкие. Она видела, как впереди на кровать падали пряди его волос. Слышала резкое дыхание. Он сжимал в кулаке одеяло.

Много. Горячо. Любимый рядом, слишком близко. Внутри неё. От его движений тело содрогнулось в долгом спазме, из-за оргазма темнело в глазах. Через несколько минут хлюпающие звуки начали становиться громче и беспорядочнее. Сперма затекала все глубже и, не помня себя, девушка схватилась за его штаны, и попыталась притянуть его к себе. Слишком приятно. От собственных движений и реакций становилось стыдно, Эмма зарылась лицом в подушку, и была счастлива, что сейчас он не видел её смущенного, потерянного, красного лица.

Чуть вспотевший, Нейт медленно отстранился и лег рядом. Послышался звук застегивающейся ширинки.

- Ты меня любишь? – Вдруг Фастер подняла блестящие глаза на мужчину, и сжала в ладонях одеяло.

- Да, конечно. – Штайнер утомленно выдохнул, и равнодушно поднял брови. Часто слышал этот вопрос, и всякий раз ему удивлялся. Не понимал, зачем она спрашивает. Но, раз спрашивает – пусть. Он ответит. Что, неужели кивнуть так сложно?

Она придвинулась ближе, и зарылась носом в его руку. Молодой человек лежал на спине. Отдыхал.

Эмма вновь прикрыла глаза. Секс у них случался... со странной периодичностью, бывал примерно раз в неделю. Иногда... раз в пару недель, а иногда пару раз в неделю. Зависело от занятости, состояния и настроения Нейта. Бывало, он говорил «я устал, извини». А, бывало, как сегодня. Улыбался и гладил по голове.

Тяжелый взгляд фиалковых глаз без каких-либо эмоций был направлен в потолок. Аскетично покрашенный в белый, обыкновенный потолок с одним огромным, круглым плафоном в центре – люстрой. Его жизнь не имела взлетов, или падений. Она планомерно шла вперед, не больше и не меньше. Изо дня в день ничего не менялось.

Вроде как.

2. Болезнь слепой веры

Ей никогда не давали двадцать два. Обычно пятнадцать, или шестнадцать, а когда узнавали об её настоящем возрасте, долго смеялись. Со своей дистрофией Эмма сама походила на куклу, одежду для которых шила. Довольно хрупкая, бледная. С вечно болезненными, красными губами от постоянных закусываний, словно у нее температура, и сизыми синяками под глазами. Длинные, черные ресницы казались приклеенными, даже когда Фастер была ребенком. Однако, её внешностью отнюдь не восхищались.

От нее шарахались. Все время уточняли: «девушка, вам плохо? У вас упало давление? Вы чем-то болеете?». Она совсем не производила впечатление роковой красотки. А еще не производила впечатление здоровой, спортивной леди. Скорее уж... она походила на кого-то, кого заперли в подвале со старыми платьями лет на десять. И мало того, что она побледнела сама, так еще и впитала образ этих платьев. Человека, которого снесет ветром при любом сквозняке.

А еще школьницы, которая бесстыже прогуливала уроки. Возраст выдавала лишь морщинка меж бровями, и кривая, ироничная усмешка на подобные замечания.

Нейтан только смеялся, и говорил: «не обращай внимания». Однако, не отрицал посыла этих замечаний. Как-то странно пожимал плечами, а иногда даже шептал: «что есть – то есть».