– Тепло, правда? Почему ты не снял куртку?

Он ответил мне ясным взглядом.

– У нас было слишком мало времени. Я потерплю.

Через несколько метров у обочины нашлось свободное место для парковки. Я припарковалась и заглушила мотор. Папа оглянулся.

– Здесь живет Доротея? Местечко так себе.

– Она здесь не живет. Я остановилась, чтобы ты мог снять куртку.

Он посмотрел на меня сияющими глазами:

– Это так мило!

Пока он отстегивал ремень безопасности, выбирался из машины, снимал куртку, аккуратно укладывал ее на заднее сиденье, снова усаживался и пристегивал ремень, я решила больше не вспоминать эпизод с чемоданом.

Отец облегченно вытер лоб.

– Да, так лучше. Однако очень тепло. Думаю, это оттого, что город загазован. Вся эта жара. На Зюльте полицейские не ходят в черном. Они вообще мне не нравятся, слишком уж грозные на вид.

Я поискала какой-нибудь радиоканал и сделала звук погромче.

Доротея закрывала свою машину, когда мы въехали на парковку перед ее домом. Она с улыбкой пошла нам навстречу.

– Вот и вы наконец! Я ждала вас полчаса назад. Неужели поезд опоздал?

Она обняла сначала моего отца, потом меня. Через ее плечо я бросила на отца предостерегающий взгляд. Он успокаивающе кивнул:

– Разумеется, поезд опоздал, но недостаточно, чтобы получить талон на компенсацию, да я бы все равно не смог им воспользоваться, а потом нас…

Я перебила:

– Ну вот, сейчас выпьем кофе и погрузим вещи. Мы поедем на машине Доротеи, у нее багажник больше. И нам вскоре пора выезжать, иначе мы опоздаем на паром.

Доротея переводила взгляд с отца на меня и обратно.

– Кофе готов. Скажи, пожалуйста, Хайнц, тебе нужно поесть горячего или достаточно пирога?

– Я перехватил на вокзале булочку с сосиской, там еще был такой спектакль…

– Пойдем, папа, – подтолкнула я его к дому. – Давай сначала выпьем кофе.

Спустя полчаса Доротея уже в который раз утирала слезы от смеха, но безрезультатно, потому что стоило ей только взглянуть на меня, как она прыскала снова. Связно говорить она не могла.

– Ах, Хайнц, у меня так и стоит перед глазами эта картина: Кристина, окруженная черными полицейскими, под дулом автоматов. И свора лающих овчарок. И ее физиономия. И ты, спокойно жующий хот-дог. Я сейчас лопну от смеха!

Она прямо-таки сгибалась пополам. Хайнц-Иуда тоже смеялся. Мне лично эта история, рассказанная в десятый раз, уже не казалась смешной. Впрочем, в первый раз тоже. Я встала.

– Они были без автоматов, без собак, и вообще нам пора двигаться, если мы хотим попасть на паром. Давайте закроем на этом тему.

Доротея хихикнула. А отец сказал ей:

– Она очень славная, но иногда любит подпортить музыку.

Я заставила себя промолчать.

Вскоре я уже открывала дверцу багажника «комби» Доротеи на парковке у дома. Перед машиной стояли четыре огромных дорожных сумки, три больших матерчатых кошелки, корзина с едой и чемодан-инвалид. И рядом Доротея с моим отцом. По их виду нельзя было сказать, что они вообще собираются дотрагиваться до вещей. Я посмотрела на них:

– Ну что? Давайте грузить вещи?

Папа, обороняясь, поднял руку.

– Деточка, я не могу, у меня бедро. Ты же знаешь. Чемодан для меня слишком тяжелый.

А Доротею снова разобрал смех:

– А я все еще не в силах спокойно на него смотреть!..

На секунду я закрыла глаза. Мне не хотелось раздражаться, у меня был отпуск. Поднатужившись, я подняла чемодан и запихнула его в глубь багажника. Доротея подала мне свои сумки, я поставила их рядом с чемоданом. Моя первая сумка вошла с трудом, вторая не вошла вовсе, все остальное осталось стоять возле машины.

– Думаю, чемодан тебе надо было положить вдоль багажника. Поперек – не получится.