Прозвучал выстрел – далеко мимо – неуверенный, пробный. Дюваль не ответил. Следующий выстрел был настойчивее и нетерпеливее, и мгновенно соединив две точки одной линией, Дюваль выстрелил в ее продолжение. Он тоже не попал, но это уже была дуэль.

Она продолжалась до тех пор пока у того, другого, не кончились патроны. Дюваль, сэкономивши два выстрела, пользоватъся ими не собирался, и потянулись минуты выжидания, мучительно-долго концентрируясь в часы.

Уже смеркалось, когда. он, не таясь и не оглядываясь, вышел на набережную. Она так и не наполнилась народом – слишком большим потрясением для Вероньеза были эти полуденные выстрелы. Дюваль поудобнее устроил на плечах ремни тяжелого рюкзака и решительно двинулся ко рвущим алый фон острыми вершинами скалам.

Они были действительно неприступны – хаотичное нагромождение угловатых глыб, особенно страшное своей зыбкой неустойчивостью. От первого же движения Дюваля со скалы над его головой сорвался камешек, и он подхватил его в воздухе, боясь глупого, нелепого, книжного обвала.

Горное снаряжение слушалось Дюваля кар опытного альпиниста, ноги сами находили невидимые выемки в отвесных стенах Уже почти совсем стемнело, и только где-то впереди маячил неестественно-розовый свет, бросая редкие отблески на море.

А если и здесь за какой-то из глыб встанет невидимая, но по-настоящему неприступная стена? Такие мысли приходили в голову еще тогда, на шоссе, но Дюваль решительно отгонял их. Если наивный самодеятельный ученый Мишель Мортань был врав, этого не случится. А уж теперь-то он должен был, черт возьми, быть прав!

Но стена встала. Дюваль выставил вперед ладони, убеждаясь в ее реальности. Действительно, если бы ее не было, здесь могли бы пролететь вертолеты… Дюваль в изнеможении прислонился к наклонной скале – и вдруг дико, истерически расхохотался, Все хорошо! Совесть чиста, как стекло – мир людей сам отказывается отпустить его! Так что вперед то есть назад – туда, где полицейского Дюваля ждут с распростертыми объятиями и раскрытыми дулами пистолетов.

Раскаты смеха всколыхнули зыбкую каменную массу. Ах да – ведь в горах можно только шептать. Дюваль наподдал ногой качающийся на краю обрыва камень – и вдруг замолчал.

Медленно, как в кино или во сне, обломки скал падали в море – совершенно бесшумно, без всплеска, не оставляя даже кругов на воде. Они выпадали из общего нагромождения, не повинуясь никаким законам тяготения, совершая в воздухе дуги и пируэты. Дюваль уже видел свет на другом конце образовывающегося тоннеля, и этот свет был ярко-розовый…

Рюкзак и снаряжение пришлось оставить – в проем могло проникнуть только тело, проползая под нависающей немыслимой тяжестью каменной громадой.

Узкий ручеек соединял с морем вырытый в песке круглый бассейн. Над ним склонился Мортань, и лучше было не подходить туда и не видеть… Эта жуткая, отвратительная, инфернальная флора и фауна могла вызвать интерес и не вызывать ужаса только у человека, отрешившегося во имя науки от нормальных человеческих эмоций.

Дюваль сидел на песке, вычерчивая на нем длинной тростинкой причудливые фигуры. Невидимое, но никогда не заходящее солнце бросало вглубь бороздок густые розовые тени. А застывший колеблющийся водный вал уже не отбрасывал тени. Его белый пенный гребень изящно изгибался, повторяя очертания фигуры полулежащей внизу на песке Кристин.

Она потянулась со скульптурной грацией и села, подогнув под себя колени. Бело-розовый силуэт огромной неправильной жемчужиной вырисовывался на бирюзово-изумрудном фоне. Потом она встала и пошла, ставя ноги так, что следы образовывали одну извилистую линию.