Шёл дождь прямой, шёл дождь прямой,
Всё было прямым, прямым.
Шёл дождь прямой, шёл дождь прямой,
Внезапно он стал косым.
Всё стало косым под косым дождём:
Забор, горизонт, холмы,
И дом, потемневший мгновенно дом,
И мы перед ним, и мы!
1969
Ночь
Ночь!.. Опасайся мыслей
С пёсьими головами.
В душе горят, не мигая,
Зелёные лица сов.
И тело стоит отдельно —
Не прикоснись руками,
Когда идёт по восьмёрке
Стрела мировых часов.
Глухие ночные звуки
Из жизни стирают память.
Что различить ты хочешь?
Звук? Уже нет его.
Руки протянешь – воздух
Отхватит тебя с руками.
Бросишь целую гору —
Днём не найдёшь ничего.
Днём здесь была долина.
Сейчас без следа и знака.
Лес, существа ночные,
Деревья молчат, скрипя.
Что уловить ты хочешь?
Спичку зажги – из мрака
Все чудовища мира
Ринутся на тебя.
Я знаю, что среди мыслей
Такие вдруг выпадали,
Мне лучше б не видеть света
И жизни вовек не знать!
Четыреста карабинов
В своих пирамидах спали.
Один карабин не выдержал,
Забился и стал стрелять.
1969
Сотни птиц
В зимнем воздухе птицы сердиты,
То взлетают, то падают ниц.
Очертанья деревьев размыты
От насевших здесь сотнями птиц.
Суетятся, кричат – кто их дразнит?
День слоится в прозрачной тени.
На равнине внезапно погаснет
Зимний куст – это снова они.
Пеленою полнеба закроют,
Пронесутся, сожмутся пятном.
И тревожат, и дух беспокоят.
Что за тень?.. Человек за окном.
Человека усеяли птицы,
Шевелятся, лица не видать.
Подойдёшь – человек разлетится,
Отойдёшь – соберётся опять.
1969
«Не сжалится идущий день над нами…»
Не сжалится идущий день над нами,
Пройдёт, не оставляя ничего:
Ни мысли, раздражающей его,
Ни облаков с огнями и громами.
Не говори, что к дереву и птице
В посмертное ты перейдёшь родство.
Не лги себе! – Не будет ничего,
Ничто твоё уже не повторится.
Когда-нибудь и солнце, затухая,
Мелькнёт последней искрой – и навек.
А в сердце… в сердце жалоба глухая,
И человека ищет человек.
1969
Отцу
Что на могиле мне твоей сказать?
Что не имел ты права умирать?
Оставил нас одних на целом свете.
Взгляни на мать – она сплошной рубец.
Такая рана видит даже ветер!
На эту боль нет старости, отец.
На вдовьем ложе памятью скорбя,
Она детей просила у тебя.
Подобно вспышкам на далёких тучах,
Дарила миру призраков летучих —
Сестёр и братьев, выросших в мозгу…
Кому об этом рассказать смогу?
Мне у могилы не просить участья.
Чего мне ждать?..
Летит за годом год.
– Отец! – кричу. – Ты не принёс нам
счастья!.. —
Мать в ужасе мне закрывает рот.
1969
Последние кони
Се – последние кони! Я вижу последних
коней.
Что увидите вы?
Вороныя! Как мчатся! Сильней и сильней!
Разнесут до Москвы!
Словно мне говорят: ничего! Мы покажем
себя,
Разогнать бы печаль.
Божьей дланью срывает мне шапку со лба.
А! Мне шапки не жаль.
Топот, ржанье, окраина… Хутор мелькнул.
Дед, я знаю, один.
Вышел он, поглядел и рукою махнул:
– Пропадай, сукин сын!
1969
Кактус
Самолет оторвался от верной земли,
И подошвы повисли в пыли.
Гений плоскости смутно почуял подвох,
Потому что земля – из-под ног.
За спиною – старуха сидела с мешком,
Молодые с цветочным горшком
Да дитя, не спускавшее с кактуса глаз,
Ибо кактус цветет только раз.
А еще футболист и солдат в отпуску…
Самолёт набирал высоту.
Отступись, человек! Вот граница небес!
Самолёт в мирозданье исчез.
За минуту, когда он свободу обрел,
Неожиданно кактус расцвел.
1969
Муравей
Я не знаю ни бога, ни счастья,
Только бревна таскаю, прости.
На земле муравей повстречался
И бревно мне помог донести.
Я дышал в муравьиное темя.
Он по краю стакана ходил,
Из которого в доброе время
Не одну только воду я пил.