Чтобы не попасться на глаза дежурному, в отделение пришлось зайти с черного хода. Его не всегда оставляли открытым, особенно после восемнадцати часов, но в этот раз Василию повезло. Нет, майор не питал иллюзий по поводу того, что ему удастся остаться незамеченным – во всех милицейских коридорах технари по указанию начальства давно установили видеокамеры внешнего наблюдения, о которых было известно далеко не всем сотрудникам УВД. Василий просто не желал ни с кем встречаться в тот вечер, ибо знал: любой невинный вопрос может вывести его из равновесия и подтолкнуть к совершению необдуманных поступков, о которых потом придется долго сожалеть…

На третьем этаже, где располагалось управление уголовного розыска, как и предполагал Егоршин, было пусто – все выехали на убийство товарища. В иные дни даже в позднее время здесь всегда «кипела работа» – подуставшие за день опера, в большинстве бывшие убежденными холостяками, никогда не торопились расходиться по домам.

Майор спокойно открыл свой кабинет, положил в сейф «ТТ» и прилепил на дверцу сейфа огромную личную печать, чего раньше почти никогда не делал, нарушая надоевший режим секретности. Затем облегченно вздохнул и уже через парадное вышел на улицу.

В это время зазвонил телефон.

– Ты где? – спросил Петр Петрович.

– Выхожу из конторы…

– Что ты там забыл?

– Долго объяснять…

– Ладно… Давай на Щусева!

– Уже еду…

– Ну, рассказывай, что здесь произошло? – устало поинтересовался Ракитский, предусмотрительно уводя Егоршина подальше от остальных коллег.

– Мы с Шелей пили пиво… У меня дома.

– Ты вернулся к нормальной жизни?! Браво, браво…

– Не ехидничай, Петро… Я просто наблюдал, как они жрут некогда любимый напиток, и захлебывался слюной, ты это хотел услышать?

(Полковник молча проглотил пилюлю.)

– Кто «они»? – выдавил после непродолжительной паузы.

– Андрей и Ваня – мой брат, он приехал в отпуск.

– Ой ли…

– Твое-то какое дело? – вспылил Егоршин, но тут же взял себя в руки. – Извини, я на взводе, сам понимаешь…

– Понимаю…

– Потом Иван поехал в больницу, а мы – в парк, чтобы встретиться с Синицыным. Тот на работу не явился. Я брякнул ему на сотовый и «забил стрелу»…

– Самодеятельничаешь, да?

– А ты на моем месте что бы делал?

– Не знаю! – искренне признался Ракитский. – Но друзей под пули не подставлял бы!

– Слышь, Петруха, не буди во мне зверя! – заскрипел зубами Егоршин, еле сдерживаясь от необдуманного поступка, – его руки давно чесались хорошенько заехать в гладко выбритую рожу начальника, и только ждали команды головного мозга, а ее все не было и не было. – Если б я предвидел, что с ним случится, – ни за что б не отпустил Шелю одного. Грудью закрыл бы, сам под пули лег…

– Да-да… Ну, и что дальше?

– У дома номер семнадцать мы заметили подозрительного кренделя…

– И чем он показался вам подозрительным?

Василий замялся… Казалось бы, проще вопроса нельзя и придумать, а попробуй ответь? Сказать о пакете с оружием, означает раскрыть все карты, чего он, в принципе, не собирался делать, и к тому же накликать подозрение на себя!

– Интуиция. Просто интуиция, выработанная годами напряженной работы головного мозга…

– Он у тебя есть?

– А ты сомневаешься? Парень нервничал, оглядывался, суетился, вот Шелягов и решил проверить его документы.

– Значит, все-таки Шеля?

– Ну, не я же…

– А Инесса Сигизмундовна…

– Это кто?

– Жительница малосемейки, отдыхавшая на скамье у входа в подъезд…

– А-а… Старая училка!

– …Утверждает, что ты подлетел к ней со словами: «Из дома никто не выходил?»

– Ну…

– Значит, у вас уже тогда были основания подозревать, что Синицын… того… мертв…