Далее мысли вязли, в вуз ли поступить, или менеджером по продажам. По пропажам. Все торгуют.

Мать, занятая собой, ухоженная, с претензией на гламур, свирепеет под тяжелый рокот рока. Видит занятье Вадима недостойным. Недостойным чего? Узнав о гибели трубы, на радостях купила Вадику путевку в Крым.

Ах, Гаспра! / В парке Чаир распускаются розы/ В парке Чаир наступила весна/ Снятся твои золотистые косы/… На дорожках светлого песка встретил он Тину. Обнимались и шептали друг другу на ухо, что в голову придет. Такая была, обещавшая полную, невозможную и неизбежную близость, их игра. Но не сказаны откровения о прошлом, о тайне и величии страсти. Обессилев от любви, они уехали в Севастополь.

Билеты достались на старый и небольшой пароход, но каюты под вишневое дерево. От Ялты довольно сильно качало, в баре кроме них и пьяного в лоск бармена, никого не было. Бармен пытался пить боржоми из бутылки, облил лицо и грудь. Снял белую крахмальную рубашку и остался в тельняшке.

– Я вообще-то военный моряк. Прощай, оружие.

Качка усилилась, валило на борт. Бутылки в стойке бара злобно звенели.

В Севастополе ветер раскачивал суда у причалов. Скрипели якорные цепи. Ветер продувал белую аркаду Графской пристани. Он стих к полудню, купались на диком пляже в виду обломков античных колонн Херсонеса. Поднялись на Сапун – гору. Тихо, священно, пустынно. По углам площадки памятника четыре высоких каменных шара. Тина взобралась на шар фотографироваться. Ветер с горы схватил ее платье, обнажив белый, не загоревший живот. Она, стоя на шаре над Вадимом, засмеялась чисто. Подобрала платье. Моя, – сказал себе Вадим в пронзительной, горячей пустоте. – И Тина поняла, мой муж.

Жизнь Тины проста, как неожиданный тихий ручей на поляне. Она живет в московских старых Филях. Девочка забралась в трамвай, ехать во Дворец бывших пионеров. Заблудилась, конечно. Москва верит слезам. К вечеру она дома ревела. Позже родители заметили, дочка – подросток слышит музыкальный ритм и подергивает в такт остреньким плечиком. По случаю, они жили близко к районному Дому культуры, и записали Тину в балетную студию. Ставили с песнями и танцами пьесу Корнея Чуковского «Приключения Бибигона». Тина танцевала плохо. Ей доверили читать вступление. Тина помнит мрачноватый зал. Она, одетая мальчиком, с ужасом живота, со сцены:

– Нежданных происшествий длинный ряд/ Мы развернем пред вами в пестрой сцене. / Вас чудеса сегодня поразят, /Каких никто не видывал на сцене.

Из балета Тину отчислили. Мама пошла узнать.

– Девочка ваша поправилась, и в общем склонна к полноте. Как и вы сами, Лизавета Ивановна. Мама расстроилась: зверинец, да и только.

От хитрых и завистливых балетных Тина ушла в техникум. Там дружила и целовалась с Натаном. Его все любили за беспокойный, легкий на безобидные приключения нрав. Ночью Тина думала, выйдет ли замуж за Натана. Как это будет. Его увезли в Израиль, она закручинилась надолго. Пережила оторопь глянцевых журналов, и безумство дискотек.

После техникума Тина работает нормировщицей в цехе. Балетные при встрече гогочут, им она неинтересна. Ей хорошо, не в ларьке торговать, не по кастингам бегать.

Шумит, как улей, родной завод. В цехе сплошь мужики. Слесари хватают готовые детали с автопогрузчика, чтобы сдать их же еще раз. Мастера смотрят презрительно, обзывают щипачами. Начальник смены зовет Тину в свою застекленную будку. Когда-то задернул занавески, взял молодую за зад и поцеловал вялыми старческими губами. Она жестоко ударила. Воцарился мир.

Имя Тина – Алевтина ей идет. В цехе ее берегут, замуж не выйти. Да не пойдет за заводского. Замкнутые и себе на уме москвички миловидны и сероглазы.