Его голос стал нараспев читать этикетки на баночках и мешочках – ни дать ни взять имена индийских князей и арабских кочевников.

Кардамон, анис, имбирь – чего только там не было. Кайенский перец, карри. А вдобавок еще корица, и паприка, и тимьян, и чистотел.

Просто песня, которую он будто бы начал во сне, а поутру завел сначала.

Раз за разом просмотрев все полки, он глубоко вздохнул и обернулся через плечо в полной уверенности, что теперь-то увидит знакомую фигуру, колдующую над кухонным столом, где готовится десерт для этого восхитительного раннего обеда.

Дородная немолодая женщина заливала пышный желтый бисквит темной шоколадной глазурью, и он подумал: стоит только позвать – и бабушка обернется, бросится к нему, поспешит обнять.

Но он не сказал ни слова – просто смотрел, как она управляется с работой, как сооружает напоследок шоколадную завитушку и передает готовый торт прислуге для подачи к столу.

Возвращаясь обратно к Неф, он почувствовал, что аппетит пропал, словно утоленный зрелищем съестных припасов, которых в кладовой было с избытком.

«Неф, – думал он, не сводя с нее глаз, – женщина из женщин, красавица из красавиц. Ты – как пшеничное поле, которое снова и снова писал Моне, пока оно не стало единственным. Ты – как церковь, повторенная точь-в-точь, раз за разом, и ставшая самой совершенной за всю историю зодчества. Ты – как наливное яблоко и легендарный апельсин Сезанна, которые не потускнеют никогда».

– Мистер Кардифф, – услышал он ее голос, – садитесь ешьте. Не заставляйте себя ждать. Я и так ждала слишком долго.

Он подошел вплотную, не в силах оторвать от нее глаз.

– Великий боже, – произнес он, – сколько же вам лет?

– А как по-вашему? – спросила она.

– Ума не приложу! – воскликнул он. – Вы появились на свет лет двадцать назад. Ну тридцать. Или позавчера.

– Совершенно верно.

– То есть как?

– Я ваша сестра, дочь и одноклассница, правда? Я – та девушка, которую вы пригласили на выпускной бал, но она предпочла другого.

– Это же мое личное. Все так и было. Как вы угадали?

– Я никогда не гадаю, – ответила она. – Я знаю. Самое главное – что вы наконец здесь.

– Вы как будто ожидали моего появления.

– Целую вечность, – был ее ответ.

– Но до вчерашнего дня у меня и в мыслях не было сюда ехать. Решение пришло во сне. Что-то подтолкнуло в самый последний момент. Я собрался написать повесть…

Она тихо рассмеялась:

– Неужели так и было? Как в наивном романе, сочиненном наивной домохозяйкой. Что вас подвигло выбрать Саммертон? Ведь не только название?

– Увидел открытку – кто-то, очевидно, купил ее, будучи у вас проездом.

– О, это, наверное, было очень давно.

– Вид города мне понравился – приятное местечко, где можно отдохнуть и подышать воздухом пустыни. Потом я решил посмотреть по карте, где это. И знаете что? Ни на одной карте не смог его отыскать.

– У нас даже поезд не останавливается.

– И сегодня не остановился, – подтвердил Кардифф. – Просто избавился от пары вещей – от меня и моего саквояжа.

– Путешествуете налегке.

– Так ведь мне только переночевать. А потом дождусь обратного поезда и запрыгну на ходу.

– Нет, – мягко возразила она, – так не должно быть.

– Мне надо вернуться домой и закончить повесть, – настаивал он.

– Ах да, – сказала она. – И что же вы напишете про этот город, которого никто не может найти?

Небо затянуло тучами, окна столовой потемнели, на лицо Кардиффа легла тень. У него на самом-то деле было два ответа, но произнести вслух он мог только один.

– Что городок очень милый, – промямлил он. – Что в наше время таких не бывает. Что люди должны это помнить и радоваться, что он есть. Но как вы узнали, что я приеду?