– Ваше величество! – громко, как на параде, отчеканил Бреннер. – Прибываем на станцию Тайшет. Как только остановимся, необходимо высадиться из последней двери на рельсы и уходить от состава по полотну.

– Капитан, подойдите ко мне, – приказал Николай.

– Нужно выходить, как только остановимся, ваше величество!

– Куда выходить? Вы с ума сошли! – Доктор Боткин вдруг проклюнулся из своего защитного кокона. – Вы понимаете, что там тайга! Мы там погибнем!

Поезд на тихом ходу втягивался на станцию Тайшет, но до нашего вагона явно не хватало перрона и света немногих электрических фонарей.

– Господин лейб-медик! – отчеканил Бреннер. – Этот филер отправил телеграмму со станции. Он доложил в Омск, что государь и семья в поезде. Ночью телеграмму не прочтут, я надеюсь, но утром нас будут ждать на каждой станции! Покинуть поезд сейчас – наш единственный шанс!

– Вы ранены? – спросил Трупп.

Тут все заметили пятна крови на гимнастерке Бреннера.

– Нет, – отрезал Бреннер.

Поезд остановился, вздрогнул судорожно и замер.

– Действуем по вашему плану, – негромко сказал Николай Бреннеру, но все услышали.

– Ники, ты уверен? – спросила Александра.

– Нужно идти, другого выхода нет.

– Быстро на выход через заднюю дверь! Лиховский и Каракоев, обеспечить высадку! Я и Анненков остаемся в тамбуре для прикрытия, – приказал Бреннер. – Не шуметь!

Харитонов открыл заднюю дверь вагона. Лиховский и Каракоев бросились помогать семье высаживаться и выносить вещи на шпалы.

– Догоним вас, как только состав тронется, – продолжал Бреннер. – Шагов через двести сворачивайте в лес и уходите как можно глубже! С Богом!

Бреннер и Анненков прошли в передний тамбур, открыли дверь. Далеко впереди два фонаря освещали маленький вокзал и пустую платформу. Ни один легионер не вышел на перрон.

– Зачем мы убили этого старого жандарма?

Я сказал «мы», не знаю почему. Передо мной двигалась и колыхалась спина Бреннера, а вокруг поднимались корабельные сосны и смыкались кронами в солнечной вышине. Я смотрел себе под ноги на тропу с мелькающими впереди сапогами Бреннера.

– Он был опасен, – сказал Бреннер. – Он соврал, что на станции нет телеграфа, а я видел телеграфные столбы и провода.

– Если он все равно уже телеграфировал, какой смысл его убивать?

– Одно дело – телеграмма с кратким текстом, другое – живой свидетель, видевший Государя. Телеграмме, может, еще и не поверят. Решат, что Котелок обознался, тем более что он исчез. Это спутает все карты. В лесу у насыпи его не скоро найдут. Мы должны были его убить. Вам понятно, мичман?

– Понятно, господин капитан, – сказал я, но, видимо, не слишком уверенно.

Бреннер остановился – я чуть не натолкнулся на него, – и, когда он развернулся ко мне, я увидел близко его бешеные глаза.

– Мне казалось, мичман, что мы с вами приняли определенную сторону, когда в том подвале поклялись освободить Государя и Семью. Мы приняли сторону Государя Императора, не так ли?

– Так точно!

– Вы понимаете, что это значит?

– Понимаю.

– Это как на войне, где мы с вами были. Там мы приняли сторону нашей родины, а значит, должны были убивать. Вы убивали немцев?

– Так точно! Но то были немцы. А этот – он всю жизнь служил Государю …

– А после служил врагам Государя. При первой же возможности отстучал телеграммку. Если вы приняли определенную сторону, держитесь ее и будьте в этом последовательны. Помните, в подвале вы поклялись, что убьете любого ради спасения Государя?

– Помню.

– Вы до сих пор на стороне Романовых или что-то изменилось?

– Конечно я на их стороне!

– Так оставьте это нытье – «Почему мы убили того, почему мы убили этого …»! Что за пошлость – обсуждать в боевой обстановке свои душевные терзания? Это все равно что делиться интимными подробностями ваших визитов в сортир! Ваши рефлексии неуместны! Извольте исполнять свой долг!