– Вам что-нибудь сообщили о брате? – спросил Кривошеин.

– Сказали, что ему дали десять лет без права переписки. Но он жив. Зачем вы мне врали? Вот так вот нагло хотели воспользоваться мной? Вы просто скотина.

– Вам нужно исчезнуть. Вас тоже арестуют.

– За что?

– А за что – брата и отца?

– Ни за что! Они ни в чем не виноваты!

Кривошеин смотрел на Нину, давая возможность самой сделать выводы.

– Но почему? Какой в этом смысл?

– Муж ушел от вас. Возможно, это его спасет, но не факт. И вам осталось гулять на свободе недели, а может, и дни.

– Вы провокатор? Я буду жаловаться!

– Донос на меня напишете? – усмехнулся Кривошеин.

Она бессильно помотала головой.

– Через пару дней я сделаю вам новые документы.

Нина помолчала, соображая.

– И вы это можете на самом деле?

– Могу. Вы говорите по-немецки?

– Учила в университете.

– Хорошо. Паспорт швейцарский.

– Почему вы хотите сделать это для меня?

– Вы все равно не поверите.

– Неужели ради того, чтобы переспать со мной?

Не получив ответа, Нина заговорила торопливо:

– Если вы все можете, спасите брата! Вытащите его! Сделайте ему новые документы! А я буду спать с вами … хоть всю жизнь, пока не стану старухой.

Кривошеин покачал головой:

– Ваш брат мертв. Я могу спасти вас.

Нина брезгливо cкривила губы, будто Кривошеин плюнул на ковер.

– Меня не от чего спасать!

Кривошеин другой реакции и не ждал: советская принцесса. Идейная. Ее вера неколебима – даже при том, что отец и брат мертвы.

– Ну что ж, если вам так удобнее … – Кривошеин достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение. – Гражданка Шагаева, пройдемте.

– Что?

– Я капитан госбезопасности. Вы арестованы. Собирайтесь. Вы же приготовили чемоданчик на случай ареста?

Нина медлила.

– Гражданка Шагаева, не заставляйте меня применить силу.

Нина пошла, опрокинула стул и скрылась в глубине просторной квартиры.

Кривошеин сел в кресло. Разглядывал фотографии на стенах. Вот комдив Шагаев со взрослыми детьми: дочь Нина и старший сын Андрей в белом, с теннисными ракетками в руках. И сам комдив тоже в белом. Если не знать, что это советские люди, можно принять их за английских, французских или каких угодно аристократов … Кривошеин перевел взгляд на соседнюю фотографию Шагаева в буденовке. Стрелял и рубил русских аристократов, чтобы занять их место? Нет, конечно. Тогда это ему и в голову не могло прийти, но со временем все как-то само собой пришло именно к этому – правда, не в том старорежимном виде. А что это за строение позади теннисистов? Высокие окна, мраморные колонны, пальма – советский санаторий на юге. И Кривошеин узнал эти окна и колонны – Ливадия! Царский дворец! Ну да, после революции его отдали под дом отдыха …

Что-то ее долго нет. Телефон здесь, в гостиной, но, может, в спальне второй аппарат? Или припрятан отцовский револьвер? На всякий случай Кривошеин встал и занял позицию в дверном проеме прихожей.

– Нина! Не делайте глупостей!

Нина вышла в сером закрытом платье с тем самым светлым плащом на сгибе локтя и с небольшим чемоданом. Револьвера, конечно, не было никакого. Глаза заплаканные, но Кривошеин съязвил, не удержался:

– Значит, все-таки приготовили чемоданчик?

На площадке Нина заперла дверь и сделала шаг вниз по лестнице, но Кривошеин ее остановил:

– Наверх!

На чердачной двери висел замок. Нина испуганно наблюдала, как Кривошеин достал из кармана набор отмычек и, повозившись, открыл дверь.

– Кто вы такой? Я никуда с вами не пойду!

– Сопротивление при аресте? – Кривошеин крепко сжал ее локоть.

В пыльной полутьме чердака они дошли до слухового окна, Кривошеин вылез первым.

– Вы с ума сошли! Я туда не полезу!