– Давай часов в пять созвонимся?

– Давай!

Я поцеловал её в щеку, смутившись от мысли, что Михаил за нами может наблюдать.

– Пока, Маришка!

– Пока! – смущённо улыбнулась подруга, покраснев.

Обратный путь домой занял у меня почти час. Трамвай оказался полон людей, и я еле втиснулся на площадку, выходя и выпуская пассажиров на каждой из трёх последующих остановок. Но летел домой, окрылённый новыми впечатлениями, крепко прижимая пакет с драгоценной книжкой, которую мечтал сегодня же вечером начать читать. Я сегодня узнал и пережил столько нового! Меня наполняло раньше неизведанное чувство ответственности перед тем, кто мне стал небезразличен. Казалось, я повзрослел сегодня, стал серьёзнее воспринимать свою жизнь и жизнь вдруг ставшего дорогим мне человека.

Дома меня ждали родственники, немного удивившись не столько моему позднему возвращению, а скорее, таинственной улыбке, которую я никак не мог спрятать.

«Доброе утро!» – голос бабушки заставил меня приоткрыть глаза, в которые тут же ударил яркий солнечный свет из окна. Это она раздвинула шторы, решив меня разбудить радикально. На часах было десять часов. «Угу!», – сказал я, прищурившись. У меня был ещё час до школьного сбора учеников. Хотелось быстрее отбыть это мероприятие и вернуться домой к чтению Машиной книги. Вернее, я хотел другого: взять с собой книгу, а после собрания, забраться куда-нибудь в парк и почитать на свежем воздухе. В моей комнате было уютно, но что-то неосязаемое, как радиация, мешало осознавать себя дома взрослым. «Наверное, издержки моих комплексов», – подумал я, умываясь. Завтрак на кухне. Сестра уже куда-то ушла, так что только бабушка «опрашивала» меня, пока я ел. Решил одеться получше – всё-таки с одноклассниками встречаюсь. Белая рубашка и брюки будут в самый раз. Ну и пусть жарко, не растаю. Ручка, тетрадка, «трояк» с мелочью в кармане и драгоценная книга в сумке – я готов прожить заключительный день этого лета. Пока шёл в школу, все время думал о Маше: «Все-таки, замечательная девушка! Вот бы сегодня с ней встретиться. Но, наверное, она занята будет, или подумают её родители, что я зачастил к ней…» Я нащупал в кармане брюк заветную монетку. Сомнения как рукой сняло. И тут под ногами оказался школьный двор, а с ним и шум и гвалт. В общем, думать мне помешали.

Восьмой «А» класс тусовался в тени высоких тополей. Расположившись полукольцом ребята, оттесняли собой группу «бэшников» – наших вечных оппонентов. Между нами всегда, то соревнования проводились, то конкурсы, то просто субботники по сбору макулатуры по принципу «кто больше». Девочки же, многие из которых заметно выросли и оформились за лето, оказались в центре полукольца, разговаривали и шутили сразу все и со всеми. Я стал с краю, почти замкнув наш круг общения. Но не успел переброситься несколькими фразами с товарищами, как в центр круга протиснулась классная руководительница Дина Петровна и энергичными хлопками в ладоши, как обычно привлекла внимание большинства из нас, объявив зычным голосом, что через пять минут ждёт нас на третьем этаже в 29-м кабинете. На её голос обернулись, по меньшей мере, две трети присутствовавших на школьном дворе, и я был уверен, что к упомянутому кабинету стянется как минимум человек сто пятьдесят. Дина Петровна почувствовала, что за ней готовы пойти многие, и громогласно уточнила: «Касается только восьмого „А“ класса»!

Через указанное время мы зашли в кабинет, где на партах уже лежали двойные листки в клеточку. Да-да, здесь, как в музее, в разделе о довоенном народном образовании еще сохранились деревянные парты образца 1940 года, различающиеся своими размерами. На маленьких, я мог сидеть только, выставив ноги в проход. Так тесно и низко от сидения находился откидной столик, жестко прибитый к основанию лавки с дощатой спинкой, окрашенной эмалью для полов. А за большими наши самые низкорослые ученики могли работать только привстав.